Долг
Шрифт:
— А вы все же выслушайте.
— И слушать не желаю. Оставь меня в покое хотя бы в гостях.
— Я-то могу оставить. Да люди там, в аулах, без питьевой воды сидят...
— Ну и что? Хочешь решить проблему пресной воды во время горьких возлияний?!
И, довольный ответом, Ягнячье Брюшко засмеялся, обвел торжествующим взглядом сидевших за столом. И все тотчас поспешно засмеялись, загоготали, поддакивая и усердно кивая головами:
— Это вы наповал сразили!
— Так ему и надо! Нашел где про дела говорить. Тоже мне, заступник
— Да иди... иди ты. Не стой над душой, народный заступник! — смеялся Ягнячье Брюшко, слегка отталкивая тебя.
Бес упрямства и злости взыграл в тебе. Бледнея лицом, твердея духом, стоял перед Ягнячьим Брюшком. И когда заговорил, голос твой прозвучал глухо, грубо:
— Нам нужны бурильщики. Если в ближайшее время не найдем источник пресной воды — худо будет. Разбегутся люди.
— Не понимаю. Ведь сами недавно шумели, что нашли воду!
— Верно, тогда... нашли. На глубине пятисот семидесяти метров бурильщики наткнулись на воду. Обрадовались люди, старики молитву сотворили, барашка заклали.
— Безобразие! Тут, понимаешь, продовольственные проблемы решаем, мяса не хватает, а они там по всякому поводу и без повода скотину режут, пируют! Молитва. Заклание. Жертвоприношение. Черт знает что...
Кто-то услужливо поддакнул:
— Что верно, то верно... У них так заведено, что даже при обрезании запросто барашка в жертву приносят...
— Возмутительно! Не бурильщиков, а агитбригаду нужно к вам послать, вот что!
— Агитаторов у нас в избытке. Нам нужна действующая скважина, вода...
— Да зачем тебе бурильщики? Есть же у вас источник, даже молитвой освященный...
— Источник-то есть, да вот пресной воды нет.
— Как так?! Ты же сам только что сказал...
— Сами знаете: обмелением моря грунтовые воды прибрежья сильно засолены. А бурильщики, видно, напали на случайный слой. Дня три била из скважины пресная вода, мы обрадовались было, а потом глядим — соленая пошла... Я ведь говорил вам об этом.
— Значит, плохо ваши старики молились. Или мало было для заклания одного барашка. Что бы вам не попробовать еще одного, а?!
За столом дружно расхохотались. Ягнячье Брюшко, как бы приглашая соседку к общему веселью, повернулся к Бакизат. Но она молчала, глаза не подняла. Теперь-то, вспоминая тот день, ты понимаешь, что ей стоило немалых усилий сохранить спокойствие на побледневшем сразу лице после той, неприятной для нее шутки по поводу какой-то смазливой женщины, которую зачарованный Азим готов был якобы проглотить вместе с туфельками...
— Ну как... пришлете бурильщиков или нет?
— Что, требуешь?!
— Нет, прошу... умоляю. Дело не может ждать.
— В самом деле, положение у них незавидное. Я сам в том убедился, — хмуро буркнул молчавший до сих пор сивоголовый.
Ягнячье Брюшко недовольно скосился на него, но тот не обратил на это внимания.
— Я сам видел, как жены, дети рыбаков все лето ведрами громыхают, рыщут, воду ищут питьевую. Прямо, беда...
— Ладно... Посмотрим...
— Нет, вы уж... будьте уж добры, потрудитесь прислать. И прислать немедленно. Речь ведь не обо мне, а о них... о людях наших!
— О-ого! Ты смотри, как он заговорил!
— И оставьте ваши шутки! Заговоришь тут... и немой заговорит, и камень от боли взвоет...
— Ну, хватит! Уймись! То клещами из него слова не вытянешь, а то... ишь ты, какой Демосфен, понимаете, аральский объявился... Эй, тамада! Дай ему слово. Пусть лучше тост скажет.
— Хах-ха-ха! Правильно! Пусть скажет, аральский Демосфен.
— Хех-хе-хе! Ну-ка, Демосфен, толкни-ка речугу!
Гости успели наесться, напиться, а теперь не прочь были и позабавиться. Особенно развеселившейся молодежи предложение Ягнячьего Брюшка пришлось по душе.
— Давай, Жадигер-ага, толкни речугу.
— Тамада! Не томи, дай председателю слово.
Ты, не зная, что сказать, уставился на рюмку, которую держал в руке. За столом воцарилась тишина. Все, предвкушая потеху, с любопытством ждали, что скажет аральский Демосфен. Но ты все никак не мог начать, мысли скакали, путались, гости с нетерпением заерзали стульями. На красивом лице жены проступила краска смущения и досады.
— Что ж, скажу...
— Ну, давай, давай!
— О начальстве сказали. Сказали, по-моему, достаточно. Я не хочу повторяться.
— Интересно... что он скажет, давай, послушаем!
— Я скажу об Арале. Да, друзья... пусть священный наш Арал... пусть он вновь войдет в силу, обретет былую свою мощь на радость и благо всем нам... всем людям. Давайте за это стоя выпьем.
Грянул хохот. Смеялись все. Смеялись от души. Ягнячье Брюшко заходился и трясся так, что, казалось, еще мгновение — и он попросту свалится со стула. «А-ай, маладес! Маладес! Сказал же я — Демосфен!.. — стонал он, захлебываясь и похлопывая тебя по спине... — Ай, маладес! Тебе, небось, и во сне Арал снится? Ох, уморил!..»
Наутро вы самым ранним рейсом отправились домой. За всю дорогу рта не раскрыли, старались не смотреть друг на друга. Тебе то и дело вспоминалось застолье. Сытые гости шумно веселились, среди них только ты сидел хмурый, угрюмый. И не сразу заметил, что за столом, напротив тебя, вот также весь вечер подавленно помалкивал еще один гость. Казалось, и он тоже не видел и не слышал, что творилось вокруг, сидел, задумавшись над чем-то, иногда рассеянно оглядывал застолье и опять опускал тяжелую сивую голову на грудь. И лишь к концу вечера, когда после твоего злополучного тоста все разразились хохотом, сивоголовый резко встал с места. Водка из наполненного фужера, который он стиснул в руке так, что тот, казалось, вот-вот хрупнет, плескалась на скатерть, на пиджак. Сивоголовый тяжелым взглядом обвел гостей и сквозь зубы процедил: «Чему смеетесь?! Что тут смешного?! Что же для вас свято, если не Арал?! Я спрашиваю вас?»