Долг
Шрифт:
— Я не к нему пришла, — отозвалась женщина. — Я могу войти?
Не к нему? И что у меня за манеры?
— Да-да, конечно, — я сразу же отступила, пропуская гостью. — Простите, что в таком виде, я не ждала гостей.
В ночнушке, вся растрёпанная, поскольку не расчёсывалась уже пару дней, при этом вся в синяках и хромающая. Как Лорин со мной живёт? Явно же не из-за моей неземной красоты.
— Мне нет дела до твоего вида, я к тебе по делу.
Ну, она никогда учтивостью особенной не отличалась, а сегодня так вообще, кажется, была раздражённой.
— Мы можем присесть. — Я указала
Женщина смерила меня подозрительным взглядом и направилась в кухню.
Я была слегка взбудоражена её приходом, к тому же эта дамочка в этом городе не последний ликан, так что… нервничала я вполне по делу.
— Ты когда собираешься уезжать?
Вот чего-чего, а данного вопроса я никак не ожидала. Растерялась и пару раз сглотнула.
— Меня как бы Лорин не отпускает, — пожала пострадавшим плечом.
— Он это может, — кивнула женщина. — Но ты, Богдана, сделала очень громкое заявление перед всем городом и теперь тебе необходимо сдержать свои слова, либо же прилюдно взять их назад. Просто так отсиживаться дома нельзя.
Вот оно что. И не перед всем городом… хотя слухи разлетелись, наверное, быстро. А Лорин, понятное дело, ничего мне объяснять не стал. Как обычно. Горбатого только могила исправит.
— Я слова свои назад брать не хотела бы, — заломив пальцы, проговорила я.
— Я бы этого тоже не хотела, — вдруг стрельнула женщина глазами в сторону окна. — Но я знаю, что Лорин запугал стражников у ворот, так что выход тебе заказан.
Она бы тоже? О… понятно.
— Кара, простите, но я не буду делать никаких заявлений, — нахмурилась я и опустила взгляд на стол. — Я не хочу тут жить, и ничто не изменит моё мнение.
Впервые была так категорична, особенно со старейшиной. Он мне жизнь в каком-то смысле спасла, от казни кое-как уберегла, хотя если бы не Сальма, то Кара была бы бессильна.
Женщина достала… из бюста какой-то флакончик. О, нет…
— Подсыпишь Лорину сегодня и, когда он уснёт, придёшь к главным воротам, — произнесла старейшина спокойным голосом. — Я буду ждать до темна, если не придёшь, то завтра сделаешь заявление на главной площади и будешь выпрашивать прощенье у своего альфы.
Это… это что такое?! Он в своём уме? Опять?! И… флакон-то мой! Она… откуда он у неё?!
— Вы… вы шутите? — изумилась я. — Лорин узнает и три шкуры с меня и с вас заодно спустит!
— Тебе здесь не место, — чуть сдвинула женщина брови, пугая меня. — Ты — человек, твоё присутствие здесь должно было стать временным, я не хочу, чтобы в моём городе жил человек. Ты не достойна метки — это уродует наши законы, ты — не наша, ты чужачка, которой места здесь никогда не будет. И мне было бы плевать на тебя, ведь когда-нибудь тебе свернули бы шею, но… Лорин к тебе привязался, не удивлюсь, что он пожертвует своим положением ради тебя. А ты знаешь, сколько он его добивался? Сколько глоток перегрыз? И тут появляешься ты. Он стал хуже работать, соображает плохо, начал становиться хлюпиком и всё это из-за жизни с тобой. А тебе ещё хватило совести предать его. Да я бы тебя за одну мысль об измене высекла на площади так, что ты ходить бы не смогла, а ты отделалась какой-то жалкой пощёчиной. И пусть все говорят, что ты дала
Стало обидно до слёз. Ведь она говорила правду, жёсткую и преувеличенную, но Кара была права. Я сама так думала, просто… услышать в такой грубой форме было мерзко и противно. И теперь этот пузырёк. Тот же самый. Она хочет… какая ирония.
— Лорину скажи, что я приходила проведать тебя, — поднимаясь, бросила женщина. — Чтобы ты не выбрала, помни, что для своей стаи ты предательница, которая хотела убить их альфу.
Кара ушла, оставив дверь открытой. Я расплакалась от жестоких слов, но она была права. Мне нет тут места.
Пришёл ликан.
— Кара? — были его первые слова, как только он пришёл домой.
— Она заходила проведать меня, — солгала я.
— Ты расстроена. Что она тебе сказала?
Правду, Лорин, она сказала мне всего лишь правду.
— Нечего страшного, просто голова разболелась, — отмахнулась я. — Ты мне что-нибудь купил?
Мы с Лорином приготовили обед и мне не составило труда добавить сонного порошка в его еду. Очень обидно, что он так мне доверяет, а я снова подвожу его. Но я уже совершила кучу ошибок и поздно замаливать их, лучше уже нагородить с три короба, чтобы распрощаться с ним насовсем.
Ликана начало клонить в сон где-то через час. Но он сопротивлялся, читал со мной на диване и боролся со сном, как мог. Поэтому я совсем чокнулась и сделала мужчине чай, куда тоже подмешала порошок.
— Выпей, — ласкового сказал я, садясь рядом к засыпающему ликану. — И пойдём наверх, я тебя уложу.
У меня на глаза наворачивались слёзы от этой картины. Я же его люблю, я за него жизнь готова отдать, но… я не готова принять такую же жертву и от него. Он должен жить с кем-то, кто ему подходит. С сильной, коварной и независимой женщиной, а не с такой трусливой предательницей, как я. Мы с ним просто не пара, а наша вспыхнувшая любовь — издевательство Богов.
— Это всё от моей еды, — запыхтел он, прикрывая глаза. — Наверное, приправу перепутал…
Он не дойдёт до спальни, поэтому я помогла ему улечься на диване. Он даже… мысли не допускал о моём очередном предательстве. И кто из нас чудовище?
— Снежок мой… — Мои слёзы посыпались градом, но я даже не всхлипывала, просто смотрела на такое родное лицо и гладила его руками. — Я всегда буду тебя любить и помнить, а ты… Ты забудь меня, хорошо?
Я сидела рядом, почти лежала на его груди и смотрела в закрывающиеся изумрудные очи, которые я больше никогда не увижу. «Это нужно сделать! Ты должна» — зарычала я про себя.
— Дана…, что ты говоришь? — пробормотал Лорин, обнимая меня руками. — Я тебя тоже люблю, и… позови наших, кажется, меня отравили…
Боги, он и правда не верит, что это могла сделать я. Он не верит…! До последнего уверен в моей непогрешимости. Большой и наивный белый волк…
— Спи, мой хороший, — шмыгнула я носом, наблюдая за мокрыми пятнами на рубашке ликана, которые остались от моих слёз. — Пожалуйста, только не ищи меня… Я… я буду всегда с тобой, и… заведи семью, скотина! Чтобы дети тут бегали, слышишь меня?! Много детей и все такие же беленькие и наглые, как ты… Понял?