Долгая дорога домой
Шрифт:
— Понятые, внимание. Подойдите сюда и посмотрите, что находится в ящике.
Понятые подошли. Старший инспектор сделал снимки — самого пистолета и понятых, смотрящих в ящик.
— Что находится в ящике, отвечайте по очереди?
— Там находится пистолет.
— Да, пистолет… — подтвердил казак.
— Вы видели, что я положил этот пистолет в ящик — или он находился там, когда я его открыл?
— Никак нет, пан полицейский, — ответил майор, чуть струхнув, — пистолет уже был в ящике, вы его туда не клали.
— Хорошо.
Старший инспектор порылся в кармане, достал оттуда
— Я достаю пистолет и кладу его в пакет, мои руки в перчатках и отпечатков пальцев я не оставляю [16].
Пан Гмежек вывернул пакет и ловко положил в него пистолет, как бы надев пакет на оружие. Потом он выложил пистолет в пакете на стол, вырвал из блокнота чистую страничку…
— Вы можете сказать, что это за пистолет?
— «Орел», табельный, — казак наклонился над ним.
— Не трогайте!
Казак отдернул руку.
Старший инспектор написал на бумажке «пистолет, предположительно марки „Орел“, изъятый…» — он посмотрел на часы — «… в одиннадцать — двадцать восемь по варшавскому времени в кабинете номер двести семнадцать здания Висленского военного округа во втором сверху ящике письменного стола мною, старшим инспектором сыскной полиции Варшавы Брониславом Гмежеком в присутствии и на глазах понятых Рышарда Пшевоньского и Алексея Подгороднего, в чем вышепоименованные расписались». После чего старший инспектор расписался сам, и расписались оба понятых. Затем пан Гмежек засунул бумажку в пакет, сорвал небольшую белую полоску, прикрывающую клейкую ленту внутри пакета, и заклеил пакет.
— Найденный пистолет изъят со всеми должными формальностями и помещен в чистый пакет для улик. Продолжаем обыск.
Но больше ничего найти не удалось.
* * *
Когда закончился обыск все трое — старший инспектор, казак и майор Пшевоньский — спустились вниз, на первый этаж здания. Там уже закончили строительство разборной баррикады, теперь строившие ее дежурные офицеры занимались другими этажами, перекрывая и их, уже капитально…
— Где журнал, в котором отмечается передача ключей, пан майор… — спросил старший инспектор.
— А вот он. Туточки…
Узнать имя убийцы старший инспектор не успел — хотя он был в нескольких секундах от одного из самых блестящих раскрытий в своей жизни, возможно, даже самого важного. Одно из стоящих на улице авто вдруг взорвалось, в миллионную долю секунды превратившись в сгусток огня с температурой в несколько тысяч градусов. И этот сгусток огня, по размерам моментально ставший больше ширины набережной и доставший до третьего этажа здания — расширяясь со скоростью больше скорости звука, как языком, слизнул и демонстрантов, которых к этому времени значительно прибыло, и казаков, и полициянтов, стеной огня он ворвался в вестибюль, размазывая и пожирая все, что встречалось ему на пути, не обращая внимания ни на стены, ни на баррикады — все превращая в пепел и тлен.
Расследовать дело об убийстве Ковальчека — стало некому.
Вечер 30 июня 2002 года
Афганистан, город Джелалабад
Рынок
Операция
Оперативное время минус девять часов пятьдесят минут
Три часа до прорыва из нижних миров.
Дан приказ отступать.
В штабе жгут документы несбывшихся снов,
Твердь земная дрожит.
Оргия праведников
На сей раз Араб шел еще более извилистым путем, постоянно плутал — и дважды добрым людям приходилось указывать русскому путь к базару. Теперь он нес рюкзак, в котором было что-то прямоугольное.
Базар заканчивал торговлю с закатом, потому что правоверный мусульманин не должен работать после захода солнца. После захода солнца открывались многочисленные заведения, в которых хорошо подзаработавшие за день торговцы спускали денежки, творя всяческий харам. Считалось, что ночью Аллах этого харама не увидит, по крайней мере Раббани проповедовал именно так.
А заведения эти… тысяча и одна ночь. Восток…
Восток, где нет закона. Большое количество заведений было с детьми обоего пола, потому что детей в этой стране покупали и продавали на базаре, как скот. Многие предпочитали мальчиков — женщины в Афганистане от скотского обращения часто не доживали и до тридцати, богатые люди имели гаремы, иногда до сотни и больше женщин — поэтому у многих мужчин женщин не было вообще, и им ничего не оставалось, как удовлетворять свои мужские потребности с бачами. В отличие от России, где правоверные, подражая пророку Мохаммеду, имели только одну жену — здесь это считалось нормальным.
Были драки на потеху публике. В этих драках участвовали как рабы, так и свободные, но задолжавшие кому-то. Иногда драки шли до смерти, иногда — нет.
Популярны были петушиные бои — только в отличие от России здесь к шпорам боевых петухов прикрепляли острые пики или бритвы, и бои шли до смерти. Популярен тут был «бузкаши» [17], причем здесь для этого использовали не козла, а теленка, но ночью в бузкаши не играли, в него можно было играть только днем. Ночью бузкаши смотрели в записи и принимали денежные ставки на будущие игры.
Не стоит говорить про наркотики. В Афганистане наркотик — это норма жизни. Спиртного почти нет, литровая бутылка русской водки стоит сто золотых или почти сто пятьдесят афганей — для подавляющего большинства афганцев это неподъемная сумма. Гораздо дешевле насвай — жевательная смола конопли, которую носят в небольших, похожих на портсигары железных коробочках. Марихуана — здесь она растет, как сорняк, совершенно свободно — рви, сколько тебе нужно, причем афганская марихуана — лучшая в мире. Для крепости ее подмешивают в наргиле — курительный табак для кальяна. Ее курят те, кто находится в походе и устал, кому недоступна не то что женщина, но и бача [18]. Здесь, на базаре, косяк с марихуаной, конечно, стоит каких-то денег, но он так дешев, что его может позволить себе даже нищий.