Долгая дорога домой
Шрифт:
Сербское поселение обезлюдело, это сразу было заметно. На улице почти не видно детей, не играла музыка. На многих домах были подвешены черные вымпелы и флаги – знак скорби по ушедшим из жизни.
Божедар стоял на посту, бледный и осунувшийся за эти дни, на щеках горел лихорадочный румянец. Он похудел, черты лица заострились, в глазах появилось несвойственное ему выражение – жестокости и неукротимой злобы.
– А, паны казаки... Здорово дневали... – поприветствовал он свернувший к населению «Егерь».
– Дело есть, – сухо проронил сотник, – садись до машины.
Божедар хотел что-то сказать, видимо, что-то грубое и злое, но сдержался. Сел в машину...
Над домом Радована, в отличие от многих других, траурного флага не было. Не горела и кузня – потому что хозяина не было, и ковать ограды и железные розы было некому.
– Скажи, что хотел сказать, – произнес Велехов, глуша мотор.
– Скажу, что нечестно вы поступаете, русы! Как за вас – так все сербы горой. А как наша беда – так вы в стороне!
– Все сказал?
– А что – не так?!
– Спрашиваю – все сказал?
– И того достаточно!
– Тогда меня послухай, уважь возраст, – я вдвое старше тебя как-никак. Ваша война – не ведет ни к чему. Усташей больше, чем вас. Живите – есть земля. А то, что вы туда пошли, – в том мы не виновны, сами собрались и двинули! Сами солили – самим теперь и хлебать! Понял?
Серб не ответил.
– Пошли в дом – там погутарим.
Странно, но не лаяла даже собака. Здоровенный Вук лежал у конуры, уставившись непонятно куда.
– Кормил хоть? – с укором спросил сотник.
– Кормил. Не ест. С той поры – и не ест ничего.
Собака, а чувствует...
В доме на всем тонкий слой пыли. Дом был нежилым, это сразу чувствовалось теми, кто туда входил. Не было в нем больше жизни.
– Ну вот, и поговорить добре...
Сотник по-хозяйски прошел к столу, за которым недавно дневал с хозяевами, рукавом смахнул пыль
– Как жить дальше думаешь?
– Как жить – воевать! Я их рвать буду, только потом – жить. А если Богоматерь не заступится, там и лягу с честью.
– Один?
– До доброго дела – охотники найдутся.
– Ну... тогда и меня с казаками... в охотники записывай.
Божедар недоверчиво посмотрел на сотника.
– Окстись.
– Вот тебе истинный крест, – сотник широко перекрестился, повернувшись на образа
– Тогда...
– Тогда, – сотник не дал договорить, – с умом надо все делать! Ты думаешь, там тебя не ждут, друже? Ждут, и еще как ... Там волкодавы. Они знают, что ты мстить пойдешь. А надо... бить по больному, там, где они не ждут. Давай зови сюда свое войско. Гутарить все вместе будем.
Войско и в самом деле производило впечатление. Более чем.
Сотник посмотрел на сербов. Цыкнул зубом.
– Божедар – на баз зараз выйдем. Погутарим.
Вышли. Уже стемнело... да только в редком доме сербского поселения горели окна. Темно было в сербском селе.
Серб вопросительно смотрел на сотника.
– Ты – в уме? – начал Велехов.
– А что?
– Ты кого подбиваешь туда идти? То ж дети!
– Да они ходили, кто и не по разу! – мгновенно завелся Божедар.
– Им сколько лет? – перебил сотник.
– Жельо пятнадцать уже, Мартину...
– Вот пусть и сидят Жельо с Мартином – дома. Там не детский сад. Там нейтралка, а за ней – лес. Там, где ты – зверь, а есть и охотники.
– Так не раз же... – не отступал Божедар.
– То вы со взрослыми ходили. А не одни. Разница есть. Я грех на душу брать не собираюсь, пусть дома сидят. Четники, блин!
– Сами пойдем!
– Схватим – выпорем, – припечатал сотник, – вот те крест, схватим и выпорем. Я за другое. Ты знаешь кого... там, кто бы оружие в руках держал?
– Знаю, – смутился Божедар, – ты к чему говоришь, пан казак?
– Да к тому. Мне там люди нужны, понимаешь – люди!
– Найдутся люди!
– А точно? Смотри... там не до шуток будет. Ваших – сдал кто-то. ХауптКундшафтШтелле – знаешь, что такое?
– Знаю... – помрачнел Божедар, – добраться бы.
– Не загадывай. Кубыть и доберешься. Завтра утром скажешь – едем или нет. Только надежные люди нужны... хотя и сами проверим.
– Будут люди. Им только оружие нужно – все возьмутся.
– За всех никогда не говори. Говори – за себя. А оружие найдется, сам знаешь. И немало...
30 июня 2002 года
Висленский край, Варшава
Здание штаба Висленского военного округа
А вот графу Ежи Комаровскому – повезло. Он и сам не знал, как, но повезло. Потом, правда, узнает – и проклянет все на свете, оставшись совершенно один в этом мире.
Как ни странно, он исчез с горизонта на два дня по одной простой причине – он искал Елену. Не найдя ее ни в одном из клубов и злачных мест Варшавы, Ежи решил ждать ее у дома, рассудив, что рано или поздно она там появится. Припарковав машину на стоянке, он молча, терпеливо ждал, час за часом. Дважды он выходил, чтобы купить немного еды и сделать другие дела, какие возможны. И лишь рано утром тридцатого он проснулся, посмотрел в зеркальце заднего вида, увидел себя – грязного, заросшего неопрятной щетиной, всклокоченного – и понял, что так нельзя.
Ближайшим местом, где можно было привести себя в порядок и где бы его пустили – было здание штаба округа, там был, по крайней мере, рукомойник и «дежурная» бритва, потому как офицеры из странствий возвращались в самом разном виде, а устав требовал от них пребывать в виде опрятном. И если на удаленном полигоне на это внимание не особо обращают, то в здании штаба округа извольте соответствовать.
Машину он припарковал недалеко от здания штаба, благо по раннему утру места для парковки были. Металлодетектор среагировал на наган в кармане, но у него в удостоверении написано «с правом ношения оружия», и потому внимания на наган не обратили. Только принюхались – нахождение офицера в людных местах в нетрезвом состоянии и при оружии считалось проступком и влекло за собой взыскание. Но спиртным от графа Ежи не пахло, пахло много чем другим – и пахло омерзительно.