Долгая ночь (сборник)
Шрифт:
Екатерине Васильевне Молчановой пошел с весны семидесятый год, однако бурно прожитая жизнь почти не состарила ее. Правда, последнее время пошаливала печень: сказывались прошлые попойки, до которых она была большой охотницей.
В молодости Катерина была воровкой и провела в колониях в общей сложности пятнадцать лет. Повзрослев и поумнев, решила, что на воле все-таки лучше, чем за решеткой. Потому, отбыв последний срок и приехав в Новокузнецк, познакомилась и сошлась с Колькой Мерзлым, тоже известным среди уголовников
Первое время жили тихо. Муж устроился на шахту, вступил в профсоюз. На собраниях мог «резать правду-матку» любому начальству в глаза, на язык был боек, за словом в карман не лазил. Ну и бригада на него не обижалась — работал парень честно.
Катерина копалась в огороде, кормила кур и поросенка. Приторговывала на рынке яйцами, салом, овощами.
И никто: ни соседи, ни товарищи Николая по работе — знать не знали, что они ведут двойную жизнь: сбывают ворованное.
Так прошли многие годы. Однажды Николай не вернулся с шахты: его и еще двоих горняков завалило в забое.
Катерина — теперь ее на улице уже звали бабой Катей — недолго погоревала, и все началось по заведенному обычаю. Шли и шли к бабе Кате какие-то люди, что-то несли. Обычно она говорила соседям, что это заглядывают к ней родственники и хорошие знакомые, которых у нее много разбросано по городам Кузбасса.
Кое-кто подумывал, что дело тут не все чисто, иные толковали между собой — не иначе старушка спекулирует, но разговорами и ограничивались: не пойманный — не вор. Так вот оно и шло — год за годом...
А сегодня, достав из чулана две нейлоновые кофточки, пару женских туфель и отрез японского кримплена, бабка уложила их на дно старого чемодана, прикрыла газетой, а сверху аккуратно уложила зеленый лук и ранние огурчики. Подумала: до утра в холодке постоит, а часиков в семь пойду на электричку, шахтеры в Прокопьевске с ходу возьмут.
С утра и двинулась к трамвайной остановке. Слава Рудюк догнал бабу Катю, спросил по-доброму: не тяжело с чемоданом-то? А то давайте, помогу.
Бабка огрызнулась:
— Скользи, соколик, своей дорогой!
Слава рассмеялся:
— Слушаюсь, бабуля, только Киса велел спросить о расчете. Что передать?
— Вот и передай, соколик, вернусь с базара, пусть приходит, а с тобой мне говорить не о чем.
Слава Рудюк понимающе хмыкнул: повезла, значит?
— Повезла, не повезла — не твое дело. Исчезни!
— Нет, бабуля, придется нам воротиться домой. Из уголовного розыска я, — и Рудюк показал ошеломленной бабке служебное удостоверение.
В дом Молчановой явились Гринин и понятые — Иван Григорьевич с соседкой. На их глазах Рудюк извлек из чемодана уложенные под овощи вещи. В комоде, под бельем, оказались две сберегательные книжки — на одной значилось десять тысяч рублей, на другой — чуть больше семи. В простеньком, кустарной работы платяном шкафу аккуратно висели на плечиках три новеньких мужских костюма и с десяток платьев. В чулане, в деревянном ларе лежало много мужской и женской обуви.
Гринин сверил по своим записям — почти все вещи оказались из тех, что были похищены из квартир в последние два месяца.
Иван Григорьевич все недоуменно качал головой — ну баба Катя! Ну шельма!
Баба Катя безучастно смотрела в низенькое оконце...
В девятнадцать часов, точно по расписанию, в аэропорту Толмачево приземлился самолет из Новокузнецка.
Через час Марчук и Габидуллин были в кабинете начальника Новосибирского угрозыска. Полковник выслушал внимательно, сказал неспешно:
— Ну что же, поможем. — Нажал кнопку селектора: — Капитана Сейлина ко мне. И поищите к телефону участкового, обслуживающего деревню Мылово.
Через минуту-другую явился совсем молодой капитан Сейлин. Полковник кивнул: знакомьтесь, Виталий Владимирович, и послушайте, с чем пожаловали гости. Поезжайте в Мылово, свяжитесь с участковым. И если преступники там — действуйте по обстановке. И будьте осторожны: преступники, судя по всему, бывалые и опытные.
Загудел зуммер селектора:
— Товарищ полковник! Мылово обслуживает младший лейтенант Гафаров, квартира у него там же, он на месте. Что ему передать?
— К нему подъедут наши товарищи, пусть ждет. Неотлучно.
В Мылово приехали в полночь, нашли дом участкового.
— А мы вас уже давненько ждем, давайте к столу, ужин стынет! — пророкотал басом вышедший навстречу лейтенант.
Шипящая глазунья и кувшин молока из погреба пришлись кстати: все четверо, включая шофера, изрядно проголодались. Потом участковый сказал жене:
— Маша, убери стол да иди отдыхать, а мы с товарищами займемся.
Выслушав Марчука, Гафаров пояснил:
— Знаю я эту Гладышеву. Живет одна. Зимой соседка пожаловалась: Гладышева у колодца принародно оскорбила, пьяная была. Пришлось пристыдить... Где-то у нее взрослая дочь, снимки на стене видел. А что дочка сидела — не знал. Вы меня подождите, я сбегаю, присмотрюсь к ее дому.
Вернулся он минут через двадцать. Едва переступив порог, сказал возбужденно:
— Здесь они оба, у Гладышевой! Пошли!
— Не торопись, Саша, — остановил его Сейлин. — Расскажи-ка, что ты видел?
— Сбегал к продавщице сельмага. Спросил, что Гладышева сегодня покупала? Говорит, что обычно берет полбулки хлеба да граммов двести колбасы, а тут взяла три булки, колбасы два килограмма, сыру и еще четыре бутылки водки. Я, говорит, еще спросила: куда, мол, тетя Настя, тебе столько одной-то? Она рукой махнула и пошла.
Марчук усмехнулся:
— Ясное дело, Кисе и Студенту одной бутылки на двоих маловато! А что за дом у Гладышевой?
— Дом как дом: сени, кухня, две комнаты, в каждой по окну.
— Собака есть? Сумеем ли тихо подойти?
— Сумеем! Собак нет ни у Гладышевой, ни у соседей.
— Значит, так, — подытожил Сейлин. — Гафаров и я в форме, потому заходим в дом мы. Габидуллин и шофер блокируют окна. Вы, Марчук, остаетесь на крыльце и действуете по обстановке. Оружие применяем лишь в крайнем случае.