Долгая ночь

Эндрюс Вирджиния

Только однажды Эмили преуспела в том, что довела нас обеих, меня и Евгению, до слез. И я поклялась, что этого ей никогда не прощу.

Глава 3

Горький урок

Хотя Пушинка не появлялась больше в доме, особенно после того ужасного случая, когда у Евгении был приступ аллергии, казалось, что наша кошка чувствует любовь и привязанность Евгении к себе. Почти каждый день, после того как солнце на пути к Западу обойдет наш большой дом, Пушинка обычно прогуливалась возле окна Евгении. Она устраивалась на небольшой лужайке прямо под окном и грелась на солнышке, довольно мурлыча и поглядывая на Евгению, которая сидела возле окна и что-то ласковое говорила ей через стекло. Евгения с таким же восторгом рассказывала мне о Пушинке, с каким я рассказывала ей о школе. Иногда, приходя из школы, я заставала Пушинку на ее любимом месте возле окна Евгении: белоснежный комочек, свернувшийся калачиком на траве изумрудного цвета. Я всегда боялась, что она станет серой от пыли и будет выглядеть так же, как и другие уличные кошки, которые находят себе убежище в норах под каменными фундаментами или в темных углах нашей мастерской и коптильни. На белоснежной шерстке было бы заметно любое пятно грязи или сажи, но Пушинка была из тех кошек, которые не терпят на себе даже самого маленького пятнышка. Часами она умывалась и ухаживала за собой, вылизывая своим розовым язычком лапки и живот.

Пушинка быстро превращалась из котенка в сильную, стройную кошечку с глазами, мерцающими как алмазы. Генри любил ее больше других животных на ферме и регулярно кормил ее сырыми яйцами, из-за которых шерстка Пушинки становилась еще более густой и блестящей.

– Она очень терпелива и осторожна на охоте, – говорил Генри, – я видел, как она подкрадывалась к мышке и потом поймала ее.

Часто Евгения и я, сидя у окна, часами разговаривали о школе, или я читала ей что-нибудь. Пушинка прогуливалась по плантациям с независимым видом, как бы говорила:

– Я – самая прекрасная кошка, и вам всем следует это хорошенько запомнить.

Мы с Евгенией обычно смеялись над этим. Пушинка останавливалась, одаривала нас взглядом, после чего удалялась легкой походкой в какое-нибудь свое любимое место.

Вместо ошейника мы повязали Пушинке на шею розовую ленту Евгении. Сначала она старалась избавиться от ленты, но со временем Пушинка привыкла к ней и заботилась о ленте так же хорошо, как и о шерстке.

Однажды серым ветренным днем я бегом возвращалась из школы, глядя на грозные тучи и опасаясь попасть под ливень. Я даже обогнала Эмили, которая шла, полуприкрыв глаза и так крепко сжав свои тонкие губы, что они побелели. Такой она обычно была, когда в школе ее что-нибудь сердило или вызывало досаду, чаще всего это было связано со мной. И сегодня, возможно, это было из-за похвалы мисс Уолкер за хорошо выполненное мной домашнее письменное задание. В этих случаях от досады и злости Эмили втягивала голову в плечи и походила на огромную ворону, Я старалась избегать Эмили, не попадаться ей на язык, так как ее злые слова просто вонзались мне в сердце.

Гравий разлетался у меня из-под ног, так я стремительно бежала к дверям дома. Запыхавшись, я вбежала в дом, горя желанием показать Евгении мои первые письменные работы с оценкой «отлично», написанной ярко-красными чернилами в верху страницы. Зажатый в кулачке листок развевался словно флаг Конфедерации во время битвы с янками, запечатленной на некоторых наших картинах. Я пробежала по коридору к комнате Евгении, переполненная радостью и волнением.

Но как только я взглянула на Евгению, моя радость быстро улетучилась, мое дыхание остановилось, словно воздух вышел из легких, как из проткнутого воздушного шарика. Евгения была вся в слезах, которые ручьями стекали по щекам и капали с подбородка.

– Что случилось, Евгения? Почему ты плачешь? – спросила я, нахмурившись. – У тебя что-нибудь болит?

– Нет.

Она вытерла слезы своими маленькими кулачками, которые, казалось, были не больше, чем у кукол.

– Это из-за Пушинки, – сказала Евгения. – Она исчезла.

– Исчезла? Нет, – сказала я, покачав головой.

– Ах, нет, она исчезла. Она не приходила к моему окну целый день, и я попросила Генри найти ее, – воскликнула Евгения дрожащим голосом.

– И, что?

– Он не смог найти, он везде ее искал, – сказала она, всплеснув руками. – Пушинка убежала.

– Пушинка не может вот так просто убежать, – твердо ответила я.

– Генри сказал, что скорей всего она убежала.

– Он ошибается, – сказала я. – Я сама пойду и поищу ее, и принесу к твоему окну.

– Обещаешь?

– Честное слово, – ответила я и, повернувшись, выбежала из дома так же стремительно, как и вбежала.

Мама, которая в это время была в своей комнате и читала, спросила:

– Это ты, Лилиан?

– Я скоро вернусь, мама, – сказала я и перед тем, как найти Генри, положила тетрадь и листки, где было написано «отлично», на маленький столик у входа. Выйдя из дома, я увидела медленно приближающуюся Эмили. Ее лицо было непроницаемым, а глаза широко открыты.

– Генри не может найти Пушинку, – крикнула я ей. Но она только ухмыльнулась и продолжила путь к дому. Я обежала амбар и нашла Генри, который доил одну из наших коров. У нас в достатке было молочных коров, кур и свиней, и присматривать за ними была основная работа Генри. Он поднял голову, как только я вбежала.

– Где Пушинка? – спросила я, переводя дыхание.

– Не знаю. Странное дело, ведь кошки не имеют привычки уходить надолго, как коты. Ее довольно давно нет на месте, и на плантациях я не видел ее в течение всего дня.

Генри почесал затылок.

– Мы должны найти ее, Генри.

– Знаю, мисс Лилиан. Я искал ее, как только выдавалась свободная минутка, но не нашел и следа.

– Я найду ее, – сказала я и направилась во двор. Я искала Пушинку среди свиней, кур и цыплят. Я поискала за амбаром и пошла по тропинке к восточному полю, где пасутся коровы. Я искала в коптильне и мастерской. Я видела всех наших кошек, но Пушинку найти не могла. Совершенно расстроенная, я прошла к табачным плантациям и спросила у работающих там людей, но никто ее не видел.

После этого я заторопилась назад в дом, надеясь, что Пушинка уже вернулась назад, но Генри отрицательно покачал головой, увидев меня.

– Где она может быть, Генри? – спросила я, и слезы навернулись на мои глаза.

– Ну, мисс Лилиан, единственное, что мне приходит в голову, так это то, что иногда кошки уходят на пруд полакомиться рыбой, которая плавает слишком близко у берега.

– Давай посмотрим там до того, как пойдет дождь, – закричала я, ощутив первые большие капли, упавшие на лоб. Я бросилась к пруду. Генри взглянул на небо.

– Скорей всего мы попадем под дождь, мисс Лилиан, – предостерег он, но меня было уже не остановить.

Я побежала по тропинке, ведущей к пруду, не обращая внимания на хлеставшие ветки. Главное – отыскать Пушинку для Евгении. Но добравшись до пруда, я была разочарована. Пушинки там не было. Генри подошел и встал рядом со мной. Дождь усиливался.

– Лучше нам вернуться, мисс Лилиан, – сказал он. Я кивнула, теперь слезы стекали вместе с каплями дождя по щекам. Но внезапно, Генри схватил меня за плечи и стиснул. Это меня насторожило.