Шрифт:
Они выросли по соседству, их домики стояли рядом, на окраине города, среди полей, лесов и садов, а за ними виднелась чудесная колоколенка на старинном здании школы для слепых.
Теперь им исполнилось по двадцать лет, и они не виделись целый год. Их отношения всегда были полны веселой товарищеской теплоты, но они никогда не говорили о любви. Его звали Ньют. Ее — Катарина. Ранним вечером Ньют постучал в дверь Катарины, Катарина вышла на крыльцо. В руках
— Ньют, — сказала она. Она очень удивилась, увидев его на пороге.
— Можешь пойти со мной погулять? — спросил он. Человек он был застенчивый, даже с Катариной стеснялся. Он старался скрыть застенчивость, разговаривая рассеянно, небрежно, как будто его мысли были заняты чем-то совсем другим, далеким, — так мог бы разговаривать тайный разведчик, который зашел мимоходом, отправляясь на задание в какие-то дальние и опасные места.
— Погулять? — спросила Катарина.
— Шаг за шагом, по лескам, по мосткам, — сказал Ньют.
— Я не знала, что ты в городе, — сказала она.
— Только что приехал.
— Ты, как видно, все еще в армии, — сказала она.
— Семь месяцев осталось, — сказал он.
Он служил в артиллерии рядовым 1-го класса. Форма на нем была измята, башмаки в пыли, лицо небритое. Он протянул руку за журналом.
— Дай-ка взглянуть. Красивый журнальчик, — сказал он.
Она отдала ему журнал.
— Я выхожу замуж, Ньют, — сказала она.
— Знаю, — сказал он. — Пойдем погуляем.
— Но я ужасно занята, Ньют, — сказала она. — Свадьба-то через неделю!
— А мы погуляем, — сказал Ньют, — и ты вся разрумянишься. Будешь румяной невестой. — Он перелистал журнал: — Вот такой розовенькой, как эта, и эта, и эта. — И он показал ей розовых невест на картинках.
— Это будет мой подарок Генри Стюарту Чэзенсу, — сказал Ньют. — Вот поведу тебя гулять и приведу ему обратно розовую невесту.
— Откуда ты знаешь, как его зовут? — спросила Катарина.
— Мама написала, — сказал Ньют. — Он из Питсбурга?
— Верно, — сказала она. — Он тебе понравится!
— Возможно, — сказал он.
— А ты… А ты можешь приехать на свадьбу, Ньют?
— Вот это сомнительно, — сказал Ньют.
— У тебя отпуск короткий, да?
— Отпуск? — сказал Ньют. Он рассматривал большую — на две страницы
— рекламу столового серебра. — А я не в отпуске, — сказал он.
— Как? — сказала она.
— Сам ушел, — сказал Ньют. — У них это называется «самоволка».
— Что ты, Ньют, зачем?
— Надо было узнать, какое столовое серебро ты думаешь выбрать. — сказал он и стал читать вслух название из журнала. — «Албемарль»? — сказал он. — Или «Легенда»? или «Роза равнин»? — Он поднял глаза, усмехнулся. — Собираюсь подарить вам с мужем ложку! — сказал он.
— Ньют, Ньют, скажи мне, что ты хочешь?
— Хочу пойти погулять, — сказал он.
— Ах, Ньют, ты меня дурачишь, ты вовсе не ушел в самоволку! — сказала она.
Ньют потихоньку засвистел, подражая полицейской сирене, и поднял брови.
— Ты… ты откуда ушел?
— Из форта Брегт, — сказал он.
— Из Северной Каролины? — сказала она. — Да как же ты сюда добрался?
Он поднял большой палец, помахал им, как машут, прося подвезти.
— За два дня, — объяснил он.
— Твоя мама знает? — спросила Катарина.
— Я вовсе не к маме приехал, — объяснил Ньют.
— А к кому же?
К тебе.
Почему ко мне? — спросила она.
— Потому что я тебя люблю, — сказал Ньют. — Ну как, пойдем погулять? Шаг за шагом, по лескам, по мосткам…
Они шли лесом, по земле, устланной пожелтевшими листьями.
Катарина сердилась, она расстроилась почти до слез.
— Слушай, Ньют, — сказала она, — что за сумасшествие!
— Это почему же? — спросил он.
— Ну как же не сумасшествие: выбрал такое время говорить, что любишь меня. — Она остановилась. — Раньше ты никогда не говорил…
— Пошли дальше, — сказал он.
— Нет, — сказала она. — Дальше не пойду. И вообще не надо было мне с тобой идти.
— Но ты же пошла, — сказал он.
— Пришлось увести тебя из нашего дома, вдруг кто-нибудь вошел бы и услышал, что ты мне говоришь за неделю до свадьбы!
— А что они подумали бы? — спросил он.
— Подумали бы, что ты сошел с ума.
— А почему?
— Должна тебе сказать, что я глубоко польщена, если ради меня ты действительно пошел на такое безумие, хотя я не очень-то верю, что ты в самоволке, но все может быть. И я не очень-то верю, что ты меня любишь, но может быть…
— Люблю, — сказал Ныот.
— Прекрасно, я чрезвычайно польщена, — сказала Катарина, — и я очень люблю тебя как друга, Ньют, очень люблю, но уже поздно, ничего не поделаешь! — Она отступила на шаг от него: — Ты ведь ни разу в жизни даже не поцеловал меня! — сказала она и тут же закрыла лицо руками. — Нет, я вовсе не говорю, что ты сейчас должен поцеловать меня. Все это до того неожиданно, я просто не знаю, как мне поступить.
— Давай еще погуляем, — сказал Ньют. — Все-таки развлечение.
Они пошли дальше.
— Ты чего же от меня ждал? — спросила она.
— Почем я знал, что мне ждать? — сказал он. — Я ведь еще никогда таких вещей не делал.
— Может быть, ты думал, что я брошусь к тебе в объятия? — спросила она.
— Может быть, — сказал он.
— Прости, что я тебя разочаровала, — сказала она.
— А я ничуть не разочарован, — сказал он. — Я же ни на что не рассчитывал. Все хорошо, и погулять приятно.
Катарина вдруг остановилась.
— Знаешь, что сейчас будет? — сказала она.