Долги Красной Ведьмы

Ипатова Наталия Борисовна

Кабатчики не приучены удивляться. Им это невыгодно. Удивление есть кратковременный паралич мозгов, отнимающий время и мешающий улавливать выгоду, суть коей в том, чтобы успешно проскальзывать между двумя жерновами: законом, желающим, дабы все было благочинно, и налоги с продаж уплачены, и оппонентами к закону, которые, возможно, предполагают использовать дом у дороги как базу, крышу, а то и как склад, и могущими перетереть тебя в муку, ежели с твоей стороны заподозрят неладное. Жизнь кабатчика нелегка, и только деньги скрашивают ее. А потому кабатчику некогда удивляться: ему ведь надо просыпаться на каждый стук, бежать к воротам, разжигать огонь, стелить постели и подавать на стол, все время ожидая либо оскорблений, а не то и побоев от заезжей солдатни или свиты путешествующего вельможи, либо ущерба утвари и дому от своих же, подгулявших в твоем зальчике соседей.

Поэтому прежде, чем отворить ночью двери, папаша Биддл всякий раз крепко размышлял, насколько ему было нужно связываться с этим ремеслом. Что, впрочем, ничего уже не меняло, раз он решился жениться на женщине, унаследовавшей дом у дороги.

— Иду! — крикнул он, натягивая штаны. — Фефа, поднимайся. Зажги огонь. Иду!

Поразмыслив секунду, надел еще и рубаху. Он уважаемый человек, негоже трясти перед гостями голым волосатым пузом, кто бы они сами ни были.

Моросил дождь, папаша Биддл сунул ноги в бурки и прошлепал по лужам к воротам. Снял брус, навалился всем телом, сдвигая в сторону тяжелую створку ровно настолько, чтобы бросить оценивающий взгляд на компанию, сгрудившуюся с той стороны.

С первого взгляда стало ясно, что эти безобразничать не станут. С какой стати бузить двум бабам, одна из которых, замурзанная, совсем почти ребенок, а другая — бессловесная служанка на вид, хоть и хороша собой. Да, хороша… пожалуй. Обе мокрые, обе несчастные, а «служанка» к тому же еще и озабочена. За ними в темноте… три лошади. Три?! Не попрошайки. Биддл уперся спиной в ворота, а руками — в проклятую створку, торопясь развести их пошире и поскорее. Он был кабатчиком еще слишком недолго и твердо усвоил одно: чем более доволен посетитель, тем больше он заплатит, а чем быстрее посетитель попадет с дождя под крышу, тем больше он будет доволен.

Однако первым на его двор ступил молодой человек, чем-то неуловимо напомнивший Биддлу о войне. До того он, видимо, стоял, прислонившись к забору, и поэтому не попал в поле зрения кабатчика. Даже в теплом факельном свете заметно было, что он бледен и губы у него синие.

— Милорд, — заикнулся Биддл, заступая ему путь, но невольно пятясь назад с каждым его нетвердым шагом. Вот за что он не любил офицеров! Его, может, и убить хочешь, а все равно уважаешь. — Ваша болезнь не заразна?

— Это рубленая рана, — сказал тот. — Приютишь? Заплатим.

Девчоночка проскользнула на двор следом, а служанка заводила коней. Фефа, выйдя из дому, помогла ей их привязать под навесом, и та подошла к говорившим. Взгляд ее скользнул по неопрятной дощатой надстройке, которую Биддл недавно соорудил над бревенчатой глыбой основного строения. Приметлива. Стерва.

— Нужно две комнаты, вымолвила она.

— Для моей сестры, — добавил мужчина, с видимым облегчением опираясь на подставленное ею плечо. — И для нас с женой.

Убийственный взгляд, брошенный девушкой на них обоих, отметили и Биддл, и его Фефа. Ясное дело, чернавочка-то поймала судьбу за хвост. Понятно, что девочка не одобряет братниной связи: грех и для чистой семьи позор.

— Доктор нужен, — неуверенно сообщил им Биддл. — Я, может, сбегаю, пока жена вас тут устроит? Офицер и женщина в платке переглянулись.

— Я справлюсь, — сказала она. Молодой человек кивнул.

— Дело ваше, — пожал плечами Биддл. — Идите посидите у огня, пока Фефа вам постелит наверху. Эля выпьете?

Топая и отряхивая с одежды дождевые капли, гости ввалились в дом, в большую, приспособленную под зал комнату под низко нависшими балками. Девушка, закутавшись с плечами, руками, чуть ли не с носом в бесформенную дерюжку, сразу забилась в угол подальше от входа. Выражение ее личика сменилось с измученного на недовольное. Светловолосый парень, оглядевшись, снял свою руку с шеи поддерживающей его подруги. То, что он стоит, держась зубами за воздух, было видно за версту. Однако видно было и то, что он приказывает своему телу, а не наоборот.

— Это военный шрам? — сказал гость, в свою очередь оглядев могучие волосатые руки Биддла в закатанных к локтю рукавах. — Где глаз потерял, кабатчик?

— Военный, — сознался он. — Биддл меня зовут. Вольная йоменская дружина. Лучник.

— А-а. Брат. Камбрийская конная дивизия.

И только тут Биддл разглядел, что второй руки под темным плащом у офицера нет.

Расторопная Фефа сбежала с лестницы из горбыля, которую Биддл соорудил, пока не дойдут руки смастерить что-нибудь поровнее, и сообщила, что комната для господина готова, и ежели что надо… Чернявая служанка вновь оказалась рядом, подставляя себя господину вместо опоры. Биддл, размышляя, задумчиво проводил ее взглядом, на время превратившись не более чем в канделябр. Он бы за такой ухаживать не стал: было в ней что-то отстраняющее, как… в знатной. Холодность, хотя и без надменности. Поведение, которое поставит на место само, не требуя слов. Вроде того, что она не для всех, и сама это знает. Ну что ж, повезло ей.

— Впрямь, что ли, жена? — спросил он почти про себя.

И даже вздрогнул, когда услышал:

— Вот еще! В грехе живут. Неужто, думаете, он лучшего не достоин? Околдовала она его, но жениться… Она — никто! Только через мой труп.

— Думаешь, мужчина спрашивается в таких делах?

Пигалица поджала губы и посмотрела на него сверху вниз. Стриженая, отметил Биддл. Модница, стало быть. Он слыхал, как вычистили в столице гнездо ведьм, и знал, что для таких девчоночек настали тяжелые времена. Понятно, что брат ее защищал и пострадал на этом. Виновата, дуреха. Эвон как… рубленая рана! Но, в общем, его это никак не затрагивало.

— Это ничего, — сказал он примирительно. — Вон она как о нем печется. Другая бы, может, не стала. Другая, может, об себе бы больше думала.

Он осекся, потому что «служанка» в этот момент спустилась с лестницы. Одна. Видимо, устроила.

— Поесть нам соберете? — спросила она. Под ее взглядом девочка встала и направилась по лестнице вверх, всем своим видом выражая страдания золушки от произвола новой женщины господина.

— Платить как будете? — поинтересовался Биддл. — И кто будет платить? В том смысле, что с них взять, коли офицер умрет.

Она поняла.

— Если он выживет, — сказала она тихо и огляделась, — дам золотую раду. Нужны суровые нитки, полотно, горяч вода. И еще… маковая соломка есть у вас?

Улегшись снова спать, Биддл не обнаружил у себя сна ни в одном глазу. Фефа долго делала вид, но потом беспокойно заворочалась.

— Донести надо, — сказала она. — Странные они. Доктора не хотят, хотя деньги вроде есть. Может, скрываются? Беды б не накликать.

Биддл беззвучно пожевал губами. Он был солдат, а перед ним был офицер. Тоже лучник. Брат. И это было то, что отчасти заменяет даже бога.