Долгий путь в лабиринте (др. изд.)

Насибов Александр Ашотович

Уже была съедена какая-то рыба, затем наперченный суп из баранины с горохом, и прислуживавший у стола Леван стал менять тарелки для очередного блюда, а полковник Черный и Шерстев все еще непринужденно болтали с Сашей. Атаман рассказал забавную историю. Как-то довелось ему провести ночь в обществе спиритов. Те настойчиво вызывали дух одного общего знакомого, умершего год назад. Оказалось, хотели насплетничать покойнику, что его вдова ведет образ жизни отнюдь не монашеский…

В разговор втянулся Энрико. Пользуясь услугами переводчиков — Шерстева

и Саши, живо и с юмором пересказал смешной эпизод, случившийся в валенсийском монастыре инсургентов, — почти полгода настоятель монастыря прятал у себя двух любовниц.

Затем полковник Черный поднял тост «за очаровательную, но, к сожалению, все же единственную даму нашего застолья». Мужчины встали, чокнулись с Сашей и выпили до дна.

— Леван! — крикнул Шерстев. — Леван, твоя рыба и суп были весьма вкусны. Но они съедены так давно, что все мы умрем с голода, если ты не проявишь чудеса расторопности с шашлыком!

— Хоп! — Горец выскользнул из комнаты.

— Такие дела, Коля, — задумчиво проговорил Черный, — любишь ты, брат, поесть. Вот и притчу занятную поведал про спиритов. Очень все интересно.

— Теперь твоя очередь.

— Что ж, я готов. Более того, тоже весьма охотно вызвал бы дух некоего индивидуума. Сейчас он в мире ином, а весной был жив и крепко надул меня. Просто вокруг пальца обвел. До сих пор не могу успокоиться!..

— В чем дело-то? — полюбопытствовал атаман.

— Ладно, — проговорил Черный, — так и быть, расскажу. Весной упустил я в степи двух человечков — мужчину и женщину. В руках у меня были, а упустил. Как случилось, и сейчас не пойму.

— Те, что были с портфелем?! — воскликнул Шерстев. — Знаю, мне Костя рассказывал.

Саша сидела, боясь шевельнуться, выдать себя неосторожным движением, взглядом. Вот с кем столкнул ее случай!

А Черный продолжал:

— Месяца три прошло с того досадного происшествия. Оно отодвинулось в памяти, стало забываться — навалились новые дела и заботы. И вот я в Одессе. Оказался там после боев, когда власть в городе снова захватили «товарищи». Серьезное было дело, пришлось рискнуть. Впрочем, документы имел хорошие, экипировку тоже… Ну, прибыл в родную Одессу. Вечером захожу в кафе, встречаю нужного человека. Потолковали о делах. Потом собеседник показывает на соседний столик, где сидит мужчина и жрет похлебку с воблой: это, мол, чекист, вчера он был вызван на заседание ревкома и получил благодарность за спасение портфеля с золотом и драгоценностями.

— Неужели тот самый случай? — сказал Шерстев.

— Тот самый. Не успокоился я, пока не узнал подробности. Все подтвердилось, Коля. — Черный наполнил рюмку, посмотрел сквозь нее на свет, залпом выпил. — Вот как бывает на свете…

— Дальше!

— Дальше было так. Чекист встал — и я встал. Он вышел — и я за ним. Как все сложится, я не знал, только понимал: не могу его упустить!.. Но ведь это — Одесса. Одесса в летнюю пору. Вокруг тьма народу. Как быть? И здесь, как говорится, Бог помог. Мой знакомец направился к морю. Захотелось,

видишь ли, ему искупаться. И выбрал он на берегу уединенное местечко, в скалах. Возле скал я его и настиг — когда он в воду входил…

У Саши горело лицо. Она чувствовала, как набухают глаза: вот-вот хлынут слезы.

Распахнулась дверь.

Леван торжественно внес дюжину шампуров с шашлыком. Мясо было прямо с огня — шипело и дымилось.

Атаман вскочил со стула, схватил один шампур, впился зубами в сочную баранину.

Поднялся и полковник. Он держался степеннее — аккуратно снял со стержня кусок мяса, попробовал.

— Недожарен, — сказал Черный. — Эй, Леван, где у тебя мангал?

Кавказец и полковник вышли из комнаты.

— А по-моему, в самый раз. — Шерстев проглотил второй кусок.

Взяв новый шампур, снял с него мясо на тарелку, пододвинул ее Саше.

Вернулся Черный, принялся за еду.

— Что это? — вдруг сказал он, скосив глаза на Сашу. — Барышня плачет? А в чем дело?

Саша сидела, склонив голову к тарелке. Сделав усилие, выпрямилась, взглянула на Черного. Она успела перемазать губы в жире.

— Очень горячо, — по-русски сказал Энрико и помахал ладонью перед собственным ртом, показывая, как обжигает шашлык. — Надо ждать. Сеньорита не хочет, Очень любит… как это? — Он показал на шампуры.

— Шашлык, — подсказал Шерстев.

— Да-да, — обрадовался авиатор. И повторил по складам: — Ша-шлык!

— Ну что же, люблю тех, кто любит поесть, — скаламбурил Черный. Он взглянул на Шерстева. — Нет, речь не о тебе. Я опять буду пить за нашу гостью. Барышня, поднимите же вашу рюмку!.. Помилуй Бог, я провозглашаю тост в вашу честь, а вы отказываетесь? Да разве можно так?

— Я уже выпила две рюмки. Этого достаточно.

— Ну, еще одну. Последнюю!

— Нет.

— Позволю себе заметить… — начал Шерстев.

Саша резко обернулась к нему:

— Не пытайтесь споить меня. Я рассказала все, что знала. Если этого недостаточно — спрашивайте еще. Быть может, всплывут кое-какие мелочи… Ну, я жду!

— Меня интересует вот какая мелочь. — Полковник Черный встал за стулом Саши, положил ладони на его спинку. — Меня весьма интересует, в каком отделе ЧК вы работаете, кто придумал всю эту затею — ваш визит в отряд в качестве подруги сестры Константина Лелеки, ну и все прочее. И последнее: какая преследуется цель?

— Вы приехали от Люси и не привезли никаких свидетельств того, что говорите правду, — сказал Шерстев. — Вот мы и не верим. Лучшее, что вы можете сделать, это признаться и все рассказать.

— Тогда мы подружимся, — вставил Черный. — И чем черт не шутит, у нас вдруг окажется ценнейшая помощница в стане большевиков!..

— Это реальная перспектива. — Шерстев взял новый шампур с шашлыком, осмотрел его и, видимо, остался доволен. — Положить вам еще мяса? — обратился он к Саше.

— Положите, — сказала Саша. И спросила: — Вы откажетесь от своих подозрений, если будет предъявлена записка Люси?