Долгий рождественский обед
Шрифт:
РОДЕРИК (идет неверной походкой, с галантной иронией). Но, моя дорогая, статистика утверждает, что мы, пьющие постоянно, но умеренно…
ЛЮСИЯ (встает, с тревогой смотрит на него). Родерик! Мой дорогой! Что такое?..
РОДЕРИК (возвращается на место с испуганной улыбкой облегчения). Как хорошо опять сидеть в кругу семьи! Сколько же рождественских обедов я пропустил, пока болел?
ЛЮСИЯ. Да, милый, ты заставил нас поволноваться! Вот твой стакан молока. Жозефина, принесите лекарство мистера Байярда. Оно в библиотеке в шкафу.
РОДЕРИК. Во всяком случае, теперь, когда мне лучше, я собираюсь заняться домом.
ЛЮСИЯ. Родерик! Ты что, собираешься его перестраивать?
РОДЕРИК. Да нет, только подновлю его кое-где. А то сейчас можно подумать, что ему сто лет.
Из холла, не привлекая общего внимания, выходит Чарльз. Он целует мать в волосы и садится.
ЛЮСИЯ. Чарльз, дорогой, сегодня ты разрежешь индейку. А то отцу нездоровится. И хоть ты всегда говоришь, что терпеть не можешь разделывать птицу, у тебя это очень хорошо получается.
Сын и отец меняются местами.
ЧАРЛЬЗ. Сегодня такое ветреное утро, мама. В горах грохочет так, будто из пушек стреляют.
ЛЮСИЯ. И такая хорошая проповедь. Я плакала от начала до конца. Матушка Байярд тоже любила хорошую проповедь. И бывало, пела рождественские гимны круглый год. Господи, боже мой, я о ней все утро думаю!
РОДЕРИК. Тише, мама. Сегодня Рождество. Ты не должна думать о таких вещах. Не надо тяжелых мыслей сегодня.
ЛЮСИЯ. Но печальные мысли это совсем не то, что тяжелые… Я наверно старею: мне они нравятся.
ЧАРЛЬЗ. Дядюшка Брэндон, вы ничего не едите. Передайте его тарелку, Хильда… и добавьте клюквенного соуса.
Входит Женевьева. Она целует отца в висок и садится.
ЖЕНЕВЬЕВА. Господи, как восхитительно! На деревьях все веточки обледенели. Такую красоту не часто увидишь.
ЛЮСИЯ. Женевьева, ты успела разнести подарки после церкви?
ЖЕНЕВЬЕВА. Да, мама. Старая миссис Льюис шлет тебе тысячу благодарностей. Она сказала, что это именно то, что она хотела. — Положи мне побольше, Чарльз. Еще чуть-чуть.
РОДЕРИК (встает, двигаясь по направлению к черному порталу). Статистика, леди и джентльмены, утверждает, что мы, пьющие постоянно…
ЧАРЛЬЗ. Отец, может сходим сегодня на каток?
РОДЕРИК. Я буду жить до девяноста лет.
ЛЮСИЯ. Боюсь, что сегодня ему не надо бы вставать на коньки.
РОДЕРИК (у самого портала, неожиданно удивленный). Да, но… но… но не теперь!
Он выходит.
ЛЮСИЯ (вытирая глаза). Кузен Брэндон, он был такой молодой, такой умный. (Повышая голос, борясь с глухотой кузена Брэндона.) Я говорю, он был такой молодой, такой умный. — Никогда не забывайте своего отца, дети. Он был хорошим человеком. — Но впрочем, он не хотел бы, чтобы мы горевали о нем сегодня.
ЧАРЛЬЗ. Женевьева, что тебе — белого мяса или ножку? Мама, еще кусочек?
ЛЮСИЯ (надевает седой парик). Женевьева, я так ясно помню наш первый рождественский обед в этом доме. Ровно двадцать пять лет назад. Матушка Байярд сидела вот здесь, в своем кресле-каталке. Она еще помнила времена, когда повсюду жили индейцы, и тогда еще на тот берег ей приходилось переправляться на плоту.
ЧАРЛЬЗ и ЖЕНЕВЬЕВА. Быть того не может! Это неправда!
ЛЮСИЯ. Очень даже может — даже я помню, когда в городе была только одна мощеная улица. И это еще хорошо, если кое-где попадались деревянные мостки. (Громче, кузену Брэндону.) Мы ведь еще помним, когда у нас не было тротуаров, не правда ли, кузен Брэндон?
КУЗЕН БРЭНДОН (с наслаждением). О, да! Хорошие были времена.
ЧАРЛЬЗ и ЖЕНЕВЬЕВА (вполголоса вторят). Да, хорошие были времена.
ЛЮСИЯ. …а как вчерашний бал, Женевьева? Вы хорошо провели время? Надеюсь, дорогая моя, ты не танцевала этот ужасный вальс. Я считаю, что девушка нашего круга должна служить примером. Надеюсь, Чарльз не спускал с тебя глаз?
ЖЕНЕВЬЕВА. У него не было ни секунды, чтобы взглянуть на меня. Он таращился на Леонору Бэннинг. Знаешь, мама, его тайна уже известна всем. Я думаю, он собирается жениться на Леоноре.
ЧАРЛЬЗ. Ни на ком я не собираюсь жениться.
ЛЮСИЯ. Ну почему же, она хорошенькая.
ЖЕНЕВЬЕВА. А я, мама, никогда не выйду замуж — всегда буду рядом с тобой, в нашем доме, как будто жизнь — это один долгий счастливый рождественский обед.
ЛЮСИЯ. Дитя мое, ты не должна так говорить!
ЖЕНЕВЬЕВА. Ты не хочешь, чтобы я была с тобой? Чтоб я всегда была с тобой, да?
Люсия заливается слезами.
ЖЕНЕВЬЕВА. Ну что ты, мама, какая ты глупая! Ну что здесь такого печального? Ничего печального здесь нет!