Долгий сон
Шрифт:
— Что, сэр? — с запинкой сказал Рыбий Пуп.
— Ты все-таки производишь поборы в пользу полиции?
Рыбий Пуп стиснул зубы. Уж не собирается ли Макуильямс ставить ему палки в колеса? Пусть не пробует — Кантли вступится за него…
— Я делаю, как велел папа, — уклончиво сказал он.
— Они убили Тайри, а ты как ни в чем не бывало работаешь на них?
Какой смысл отпираться? Макуильямс знает, что говорит…
— Да, сэр, — признался он наконец, в первый раз поняв, что сам не знает, на чьей он стороне.
— Не надо, Пуп. Себеже делаешь хуже, своим же людям,своему городу…
— В городе всем заправляет полиция.
— И очень скверно.Ты это что, только из-за денег?
— Нет, сэр.
— Тогда брось!Не с голода же ты умираешь. Зачем тебе в твои годы ввязываться в эту грязь.
— Я потом собираюсь уехать, когда…
— Может так получиться, что никакого «потом» для тебя не будет. Ты в руках у полиции, она с тобой может сделать все, что ей заблагорассудится… Ну да ладно. — Макуильямс вздохнул. — По-видимому, тебе еще надо дорасти до понимания кой-чего.
— А как бросишь? — вдруг спросил Рыбий Пуп, вскинув на него глаза, полные страха. — Разве есть такая возможность?
— Вот это разговор. Если ты это серьезно, способ, пожалуй, можно придумать. Мы это потом обсудим… А сейчас я пришел сказать, что за тобой следит полиция…
— Да нетже никаких чеков! — сокрушенно воскликнул Рыбий Пуп, чувствуя, как ему на глаза наворачиваются горячие слезы.
— Ну так, — сказал, поднимаясь, Макуильямс. — Я буду держать тебя в курсе событий. До свидания, Пуп.
— До свидания, сэр.
Макуильямс вышел. Рыбий Пуп стоял на месте, охваченный противоречивыми чувствами. Он был уверен, что Макуильямс не кривит душой, иначе он не пришел бы сюда. Подчиняясь невольному порыву, Рыбий Пуп кинулся к двери и распахнул ее.
— Мистер Макуильямс! — крикнул он.
Макуильямс остановился на полпути к парадной двери и поднял голову.
— Я вам что-то хочу сказать, сэр.
Макуильямс вернулся, вошел и закрыл за собой дверь.
— Да?
— Понимаете… это самое… как бы это сказать… В общем, если бы, допустим, вот здесь на тротуаре выстроились рядом сто человек белых…
— То у тебя появилось бы желание их перестрелять, так? — сухо улыбаясь, предположил Макуильямс.
От неожиданности Рыбий Пуп выкатил глаза.
— Зачем, сэр? Я совсем не про это.
— Но ведь ты ненавидишь белых, Пуп, — угадал я?
— Нет, сэр. Не сказал бы, что ненавижу. Просто боюсь, сэр.
— Страх — тоже разновидность ненависти.
— А что поделать?Вы бы на моем месте тоже боялись.
— Что ж, вполне вероятно, — медленно сказал Макуильямс.
— Их десятьпротив каждогонашего. У них оружие, и каждым словом они дают тебе понять, что ненавидят тебя… Я их не сразу научился ненавидеть. Правда.
— А когда же?
— Что же мне испытывать, кроме ненависти, когда меня хотят убить. — Рыбий Пуп старался не встречаться глазами с белым.
— Ты вернул меня, чтобы что-то сказать.
— Ну да, вот я и говорю — если бы, например, выстроились передо мной на тротуаре сто человек белых, то ведь мне нипочем не определить, какой из них честный, а какой обманет. С виду-то, знаете, все одинаковые, ни на ком ничего не написано…
— Я понял твою мысль.
— Но вы, по-моему, честный, — выложил ему наконец Рыбий Пуп.
— Ты что, только сейчасуверовал в мою честность? — с удивлением глядя на него, спросил Макуильямс.
— Если откровенно, то да, сэр.
— Что ж, Пуп, приятно слышать. И на том спасибо.
— Откуда мне знать, ненавидит какой-то белый нас, черных, или относится к нам справедливо?
Макуильямс долго не отзывался, пристально глядя ему в глаза.
— Скажи, Пуп, а Тайри доверял мне?
— Нет, сэр, — откровенно ответил Рыбий Пуп.
— Почему?
— Он вас не знал, сэр.
— Почему тогда он ко мне принес эти чеки?
— Полагался на судьбу, — тихо объяснил Рыбий Пуп, сглатывая слюну. — Он был готов к тому, что вы можете его выдать властям.
— Ну а ты, Пуп, мне веришь?
— Я думаю, вы честный человек.
— Из чего ты это заключил?
— Вы, кроме неприятностей, ничего не заработаете тем, что сюда пришли, и раз вы все-таки пришли, не побоялись, значит, вы честный.
— А доверять-тоты мне доверяешь? — Рыбий Пуп опять покосился на камин и ничего не ответил. — Вероятно, честность тебе не внушает доверия, если она белого цвета?
— Мы, черные, как нас жизнь заставляет, так и живем, — опять уклонился от прямого ответа Рыбий Пуп.
— Ладно, Пуп. Я пошел. Спасибо за откровенность. И вот что. Дай-ка я пожму тебе руку…
— Чего, сэр?
— Руку хочу тебе пожать.
— Мне? Вы?
— Ну да. — Макуильямс протянул ему руку.
— Это за что же?
— За то, что правду мне говорил.
Глядя на белого широко открытыми глазами, Рыбий Пуп медленно подал ему руку.
— До свидания, Пуп.
— До свидания, сэр.
Дверь захлопнулась. Не сводя с нее глаз, Рыбий Пуп стоял и терзался. Позвать назад этого белого, отдать ему чеки? Нет, на такое он был еще неспособен, настолько он еще не доверял никому на свете. Пока нет. Он лег на кровать и, сам не зная почему, горько заплакал, зарывшись лицом в подушку.