Долгий сон
Шрифт:
— Да не спи, поворачивайся! — заторопил его Сэм, словно стряхивая с себя груз сомнений.
— Получай, Сэм!
Бита перехватила мяч на лету — р-раз, — и он снова устремился ввысь. Пританцовывая, поворачивая налево, направо, Сэм изловчился и поймал его одной рукой.
— Молоток! — оценил Зик.
— Красиво берешь, высокий класс! — завистливо сказал Тони.
Взяв ответный мяч, Рыбий Пуп отбил его Зику и смотрел, как он снижается у того над головой, как падает ему в
VII
В тот осенний день Рыбий Пуп пулей несся домой из школы и, возбужденный, счастливый, увидел, что отец против обыкновения не в похоронной конторе, а дома. Ура! Едва швырнув на стол перехваченную резинкой стопку учебников, он с ходу зачастил:
— Пап, в четверг после обеда открывается сельская ярмарка, если кто хочет пойти, тех отпускают с уроков…
— В четверг? — переспросил отец. — Мне в четверг двоих хоронить.
— Ну па-апа! — разочарованно заныл Рыбий Пуп.
— Не получается, Пуп. Хочешь, свожу тебя в пятницу.
— Но цветных, папа, пускают только в четверг.
— Что поделаешь, Пуп. — Отец говорил так, словно речь шла о чем-то маловажном.
— Тогда отпусти меня с ребятами. Зик, Сэм и Тони идут одни…
— Не выдумывай! — решительно вмешалась мать. — Они — другое дело, они старше.
— Только Зик и Тони, и всего лишь на четыре года. Сэму столько же, сколько мне… Ничего со мной не случится, что я, маленький.
— Вообще-то с ними можно бы, Эмма, — задумчиво сказал отец. — Пуп такой длинный, ему на вид люди дают больше.
— Мам, ну пожалуйста.
— Это уж пускай папа решает.
— Ладно, Пуп, — смилостивился отец. — Ступай с ребятами. — Он помолчал. — Только гляди, не встревай ни во что. Особо, чтоб обходил белых. Ты не знаешь, как с ними надо, разозлишь еще, сам того не желаючи.
— Будь покоен, папа, — торжественно уверил его Пуп. И торопливо прибавил: — Сбегаю скажу нашим…
Воспротивиться родители не успели — его уже след простыл.
Два дня в школе только и было разговоров, что о ярмарке, рассказывали самое невероятное: про псину о двух головах, про самую толстую в мире женщину, корову на крокодильих лапах, трехногого дядю, про мальчика с телячьей мордой и немую девчонку, которая мяучит, как котенок…
В четверг после обеда приятели отправились на другой конец города, притихшие, в чинном молчании миновали его деловую часть, где помещались конторы и банки белых. Билеты они купили еще в школе и, дойдя до ярмарки, в нерешительности замешкались, озираясь вокруг.
— Пошли, куда все, — сказал Тони.
— Не видишь, что ли, где намположено? — с досадой сказал Зик, указывая на окошечко кассы, над которым краской было выведено:
ВХОД ПО ЦВЕТНЫМ БИЛЕТАМ
— А у меня не цветнойбилет, — вызывающе заржал Сэм, поднимая бумажную полоску так, чтобы всем было видно. — Он у меня белый.
— Закройся, Сэм, — оборвал его Тони. — Белый не белый, — нашел время заводить треп.
Вручив билеты белой женщине с холодным взглядом, они прошли на ярмарку и окунулись в гомон толпы, сквозь который пробивались пискливые звуки каллиоп, ухал духовой оркестр, заунывно гнусавили шарманки. В дощатых киосках продавалась воздушная кукуруза, лимонад, булочки с горячими сосисками, куклы, трости, дешевые леденцы. Мимоходом оглядели клетки, где хрюкали свиньи, где были выставлены мирные коровы, здоровенные быки и иная отборная живность, свезенная с ферм.
— Невидаль, — фыркнул Зик. — На это добро когда хошь наглядишься.
— Ну их, правда, — поддержал его Рыбий Пуп.
От жонглеров они переходили к гадалкам, к торговцам патентованными лекарствами, от которых как рукой снимает любую хворобу.
— Глянь, — шепнул Сэм. — Здесь и белые есть.
— А говорили — день для цветных, — сказал Тони.
— Ну правильно, — пустился на поиски разумных обоснований Рыбий Пуп. — Но можно и белым, если им хочется.
— Это только намнельзя в ихние дни, — ввернул Тони.
— Житуха, — цинично бросил Сэм. — Все на свете — для белых.
— Пошел пахать про черных и белых, — с осуждением сказал Зик.
— Правду говорю, только и всего.
— Если Сэм заведет свою старую песню про расовый вопрос, я иду домой, — сказал Зик.
— Куда ты от него денешься, от расового вопроса, — сказал Сэм и умолк.
В меркнущем свете предзакатного солнца, изгибаясь, танцевали пять полуобнаженных белых девиц; негритянский джаз, отчасти скрытый занавесом из джутовой мешковины, лихо отбивал ритм. Мальчики прибились к толпе, тараща глаза на белые тела, сотрясаемые в корчах «шимми». Зазывала, тоже белый, нараспев заманивал публику в балаган намеками на соблазнительные непристойности предстоящего зрелища.
— Всего десять минут до начала выступления, которого не видывал свет! Грандиозный секс-парад, дерзкий вызов всем запретам! Верное средство вновь почувствовать, что тебе шестнадцать лет! — Зазывала с похабной усмешкой показал на блондинку, которая извивалась всем телом, влажно улыбаясь алым ртом навстречу обращенным к ней лицам. — Спешите видеть эту Еву во всей ее неприкрытой красе!
— Зайдем, а? — стараясь скрыть возбуждение, сказал Рыбий Пуп.
— Можно, — одобрил Зик, зачарованно глядя на подрагивающие бедра девицы.