Долгое безумное чаепитие души
Шрифт:
– Не знаю, что мы будем делать. Просто не представляю, – произнес Нил.
– Зачем сюда поставили эту штуковину? – осведомилась Кейт.
– Вообще-то это я и сам хотел у вас спросить, – ответил Нил. – Как вы собираетесь тащить ее к себе наверх? Честно говоря, я не совсем понимаю, как это можно сделать. И чего греха таить: даже если затея удастся, вряд ли такой аппарат вольется в ваш интерьер. Да, вещь очень современная, американская, но вспомните: у вас стоит чудесный французский столик вишневого дерева, софа, которая будет выглядеть совершенно замечательно, когда вы избавитесь от этого жуткого покрывала…
– Понимаю, Нил. Так как он сюда попал?
– Ваш друг приволок его сюда примерно час назад. Не знаю, где он накачал такие мускулы, но я с удовольствием взял бы у него адрес спортзала. Я пытался ему втолковать, что затея сомнительная, но он настаивал, и в конце концов мне пришлось уступить. По-моему, нам нужно очень серьезно обдумать сложившуюся ситуацию. Я спросил вашего друга, нравится ли ему Вагнер, однако он ничего толком не ответил… Итак, что же вы собираетесь предпринять?
Кейт сделала глубокий вдох и предложила своему гостю подниматься наверх, сообщив, что сама тоже скоро подойдет. Тор прогромыхал мимо, гигантская фигура нелепо смотрелась на узкой лестнице.
Нил уставился Кейт в глаза, пытаясь угадать, что же все-таки происходит, но тщетно.
– Не волнуйтесь, Нил, – сказала она как ни в чем не бывало. – Аппарата здесь не будет. Вышло небольшое недоразумение. Завтра я все улажу.
– Все это прекрасно, – отозвался он. – Ну а как же я? Вы ведь понимаете, как мне тяжело?
– Нет, Нил, не понимаю.
– Ну как же… Здесь стоит… эта штука, там у вас… какой-то человек. Безобразие!
– Могу ли я чем-нибудь улучшить ситуацию?
– Ну, это не так-то просто. Я имею в виду, вам следует хорошенько обо всем поразмыслить. Вообще обо всем. Например, вы сказали, что уезжаете. А сегодня днем у вас в ванной текла вода, я слышал. Что, по-вашему, я должен был подумать? А все эти ваши разговоры про кошку… Вы же знаете, я терпеть не могу кошек.
– Знаю, Нил. Поэтому я и попросила миссис Грей за ней присмотреть.
– Да, и чем все это кончилось? Бедняжка умерла от сердечного приступа. Мистер Грей очень расстроен.
– Вряд ли она умерла потому, что я попросила ее присмотреть за кошкой.
– Не знаю, но он очень огорчен, вот и все.
– Еще бы, Нил. Ведь у него умерла жена.
– Короче, я умолкаю. Просто вам нужно обо всем подумать. И что, черт побери, нам со всем этим делать? – добавил он, вновь переключив внимание на автомат для продажи кока-колы.
– Говорю же, до утра я с ним разберусь! – вспылила Кейт. – Конечно, я рада постоять здесь подольше и покричать еще, если вы считаете, что это поможет, но…
– Послушайте, дорогуша, я всего лишь высказал свое мнение. Надеюсь, вы с вашим гостем не будете шуметь, потому что я собрался заниматься музыкой и мне нужна тишина, чтобы сосредоточиться.
Он бросил на Кейт многозначительный взгляд поверх очков и скрылся в своей квартире.
Оставшись в одиночестве, Кейт сосчитала до десяти и решительно пошла вверх по лестнице вслед за богом грома, хотя сейчас ей было ни до явлений природы, ни до теологии. Дом сотрясли звуки «Полета валькирий», исполнявшегося на контрабасе «Фендер пресижн».
Глава 17
Пока автомобиль еле полз по Юстон-роуд в пробке, образовавшейся еще в конце семидесятых и до без четверти десять сегодняшнего вечера не подавшей ни единого признака исчезновения, Дирку вдруг показалось, что он увидел нечто знакомое.
Такую мысль ему подкинуло его подсознание – самая вредная часть человеческого рассудка, которая никогда не отвечает прямо на вопросы, а лишь делает намеки и потихоньку что-то нашептывает, ничего толком не говоря.
«Еще бы, как здесь не встретить что-то знакомое, – мысленно обратился Дирк к своему подсознанию. – Езжу по этой заброшенной трассе двадцать раз в месяц. Да мне знакома каждая спичка на обочине. Нельзя ли чуть-чуть поконкретнее?»
Однако подсознание не так-то легко застращать. Оно молчало. Добавить ему было нечего. В городе полным-полно серых фургонов. Ничего примечательного.
– Где же? – отчаянно допытывался у самого себя Дирк, вертясь во все стороны на сиденье. – Где я увидел серый фургон?
Ответа не последовало.
В плотном окружении других машин двигаться не было никакой возможности, особенно вперед. Дирк выскочил из-за руля и стал пробираться назад по запруженной дороге, то вытягивая шею, то пригибаясь, чтобы понять, где мелькнул фургон. Если фургон и был, то сейчас он успешно прятался. Подсознание помалкивало.
Пробка так и не пришла в движение, и он попытался пройти еще немного назад, но внезапно путь ему преградил мотокурьер на огромном, покрытом слоем грязи «кавасаки». Дирк вступил с курьером в небольшую словесную перепалку, однако потерпел поражение, потому что тот просто не слышал его аргументов; в конце концов Дирку пришлось отступать через поток машин, начавший медленно двигаться по всем полосам, кроме одной – той самой, где как вкопанный стоял его автомобиль, вызывая со всех сторон раздраженные гудки.
Неожиданно гудящие автомобили привели Дирка в восторг. Пробираясь через колонну машин, он вдруг подумал, что похож на одного из сумасшедших на улицах Нью-Йорка: они выскакивают на дорогу объявить встречному потоку транспорта о наступлении конца света, неминуемом нашествии инопланетян и царящей в Пентагоне некомпетентности и коррупции. Дирк вскинул руки вверх и закричал:
– Боги шагают по Земле! Боги шагают по Земле!
Это вызвало еще больше гневных гудков в адрес его неподвижной машины, которые быстро переросли в грандиозную какофонию, сопровождаемую воплями Дирка.
– Боги шагают по Земле! Боги шагают по Земле! – горланил он. – Боги шагают по Земле! Спасибо! – добавил он, нырнул в машину, включил двигатель и тронулся с места, позволив наконец скопившейся массе автомобилей прийти в движение.
Он спрашивал себя: откуда такая уверенность? Стихийное бедствие. Божий промысел. Всего лишь случайная, небрежная фраза, весьма удобная для обозначения непонятных явлений, когда люди не могут найти рационального объяснения. Однако присутствующая в ней доля легкомыслия особенно импонировала Дирку, потому что слова, употребляемые бездумно, будто они не значат ничего существенного, зачастую позволяют просочиться наружу тщательно охраняемым истинам.