Долгое дело
Шрифт:
— В любви объясняться пошло.
— Вадим, с каких это пор?
— Разве та, кому объясняешься, не знает про твою любовь?
— Знает, — безвольно согласилась она.
— А той, для которой ты есть-не-есть, нужно ли объясняться?
— Не нужно.
— А вы говорили, что я ничего не понимаю в любви, — далеко усмехнулся Петельников.
— Вадим, вы понимаете любовь, — покорно подтвердила она.
— Любовь тоже регулируется, как вода из крана. Не так ли?
— Так…
— Влюбляются только в тех, кто может
— Так…
— Лида, а знаете, что такое истинная любовь, а?
— Догадалась — безответная.
— Да, когда любишь без всякой надежды.
— Вадим, мне хочется плакать…
— Но вы же не закончили уборку.
Она вздохнула. Зачем этот разговор? О чём этот разговор? Боже, боже, дай ему силы не опуститься до банальности. Дай ему силы не скатиться до пошлости. Боже, дай силы этому самому сильному мужчине…
— Вадим, вы ждёте от меня каких-то слов?
— Я знаю, что их не будет.
— Не будет…
— Да я бы их и не принял.
— Вы бы их и не приняли…
— Но чего-то я жду.
— Вадим, вы надейтесь на время.
Он не ответил. Лида нервно передёрнула плечами.
— Вам холодно? — спросил Вадим.
— Дует с улицы…
— Скоро зима.
— Да, выпадет снег, встанем на лыжи…
— Потом, Лида, весна.
— А весной нужно влюбляться.
— Потом лето.
— А летом загорать и ходить в лес.
— А что, Лида, нужно делать сейчас, осенью?
— А осенью нужно плакать.
— О чём?
— О том, что не сбылось зимой, весной и летом.
— Я не умею плакать.
— Да, вы сильный.
— Сильные на плачут, а тихо сходят с ума.
— Но ведь мы знакомы много лет… И сегодня ничего не произошло и ничего не изменилось.
— Только ушло время, которое почему-то не рубцует и не исцеляет.
Боясь потерять себя в этом сжигающем разговоре, она торопливо сказала уже своим обычным голосом:
— Вадим, завтра я делаю пельмени, приходите.
— Спасибо, не могу, — завтра я варю полуфабрикаты.
Из дневника следователя.
Любовь к близкому человеку — это частный случай любви к людям вообще. Любовь к одному человеку не абсолютна и не всеобъемлюща, а лишь частичка большой любви ко всем. Частичка большой души, её яркий всплеск. Любовь — как солнце: близкому человеку жарко, но и остальным тепло.
Если кто-то тебя сильно любит, а всех остальных не очень, не стоит обольщаться…
Добровольная исповедь.
Человечество состоит из умных, коих мало, и дураков, коим нет числа. Природой устроено так, что первые должны жить за счёт вторых. Человек ездит на лошади и ест корову не потому, что он сильнее их, а потому, что он умнее. Обезьяны глупее человека, поэтому стадами идут на сыворотку от полиомиелита…
Я хочу сказать, что нет такого дурака, которого я бы не использовала в своих интересах. Да они и не возражают, — я же их не на сыворотку пускаю.
В одном кармане лежали деньги, в другом — шуршал длинный список, сочинённый Лидой. Подсолнечное масло, зелёный горошек, сахарный песок… И ещё восемнадцать наименований. Рябинин шёл, спокойно помахивая ещё пустым рюкзаком и намереваясь обстоятельно побывать в каждом магазине своего микрорайона. Но он упустил из виду, что день субботний и половина города вышла на улицы, тоже намереваясь обстоятельно зайти в каждый магазин, как своего микрорайона, так и соседнего. Особенно много толкалось навьюченных мужчин и старушек с бидончиками…
Рябинин вдруг ощутил, что тоже загорается непонятной ему энергией, которая бросает его туда, за всеми и со всеми. Он поёжился от накатанной тучи и свернул в овощной магазин, где за тёплой витриной разглядел зелёный горошек. Почему-то брали по нескольку банок. Вероятно, мозговых сортов. Поплутав меж капустных штабелей, консервных стен и бутылочных частоколов, он тоже взял четыре банки, хотя в списке значилось две. Всё-таки мозговых сортов.
В булочной за счёт хлеба и сахарного песка рюкзак утяжелился. Он надел его на спину и пошёл по асфальту, как турист по каменистой дороге. Лишь бы не встретить знакомых. Но с другой стороны, продукты закупались на неделю…
В молочном магазине Рябинин перечитал список, обнаружив важное примечание: «Сметану в банку, яички в полиэтиленовый мешочек».
— Сметану в банку, пожалуйста, а яички в полиэтиленовый мешочек, попросил он продавщицу.
— Неужели я положила бы сметану в полиэтиленовый мешок?
— Да, он вздуется, — согласился Рябинин.
В кондитерском кроме пачки чая он купил килограммовый кекс, о котором в списке не было и помину. Лида их любит и ест, отщипывая птичьими порциями, по крошкам. Только она вроде бы любит не такие, не килограммовые, а маленькие. Пожалуй, она сама их печёт. Этот, килограммовый, можно нарезать на маленькие кексики…
Он вновь заскочил в овощной, поскольку из-за этого зелёного горошка забыл про корнеплоды и всякую петрушку. «Один пакет картофеля, но загляни, не гнилая ли». Рябинин заглянул — картошка влажно блестела, поэтому было не понять, гнилая или всего лишь мокрая.
— Товарищ продавец…
— Минуточку, я не Фигаро.
Рябинин ждал, переминаясь под тяжестью рюкзака.
— Слушаю вас.
— Картошка вроде бы мокрая…
— Зачем же вы заглядывали в пакет?
— Посмотреть.
— Гражданин, неужели вы не знаете, что картошка в пакете — это кот в мешке?