Долгое дело
Шрифт:
— Но хотелось бы картошки, — улыбнулся Рябинин.
— Берите не глядя, и вся проблема.
Рябинин взял пакет не глядя, оценив мудрость продавца, — никакой проблемы. Тем же беспроблемным способом купил неохватный кочан капусты, тёмную свёклу, похожую на пушечное ядро, и букет какой-то зелени, пахнувшей духами.
В магазин с очень яркой витриной вползала очередь и никак не могла вползти. Рябинин ринулся на неё, как самолёт на посадочную площадку.
— Вы последняя? — спросил он женщину, поддев её сумкой, куда складывал всякую мелочь вроде
— Я, — ответила она, делая шаг в сторону.
— Хватит на всех? — бывало спросил Рябинин, вытаскивая сумку из-под её платья.
— Да пока много. — Она дёрнулась вверх.
— А почём? — опустил он сумку женщине на ноги, потому что рюкзак палубно качнул его тело.
— Шестьдесят рублей пара. — Она торопливо отступила.
— Ого! А что дают?
— Дамские сапожки.
— Их же не едят, — удивился он.
— Это уж точно, — подтвердила женщина, загнанно прячась за чью-то спину.
— Извините, — сказал Рябинин, повернулся и, опять качнувшись, вышиб её рюкзаком из очереди…
В гастрономе он догадался свалить поклажу в угол, за кассу. Видимо, поднятая наступившим облегчением, промелькнула, исчезая, какая-то глупость…
…Покладистый человек — это тот, на которого грузят поклажу, а он молчит…
Рябинин перечитал список. «Сыру полкило, желательно с крупными дырочками». Сыр лежал трёх сортов, но все без дырочек. «Масло сливочное, несолёное». Солёное, несолёное — это непринципиально. «Майонез столовый, три баночки». Столовый, а что, бывает майонез промышленный? «Мука первый сорт, два килограмма». Это не в гастрономе.
Он выбил в кассе чеки на сыр без дырочек, масло несолёное, майонез столовый и приткнулся к маленькой очередишке из трёх человек: первым был старичок, тянувший свою дрожащую руку, за ним — солидная дама уже в зимнем, омехованном пальто и старушка, разумеется с бидончиком. Продавцу работы на пять минут.
Боковым близоруким зрением Рябинин увидел рослого парня в голубой спортивной куртке, который вёл за плечи такую же высокую девицу почти в такой же спортивной куртке. Они шли по центру торгового зала независимо и как-то значительно, будто их снимали для кино. И Рябинину внезапно подумалось, что старичок не успеет дотянуть до продавца свой вздрагивающий чек.
Девица остановилась поодаль. Парень, не замедляя своего рассекающего хода, почти наскочил на старика и протянул чек из-за его головы далеко вперёд, за весы.
— Землячка, взвесь килограммчик чайной!
— А очередь? — удивился старик, поправляя сдвинутую парнем шляпу.
— Спешу, папаша.
— Молодой человек, станьте в очередь, — потребовала дама, надавив на старика, но тот упирался в валунную грудь парня.
— Мамаша, не устраивай ложных склок.
— Обращайтесь ко мне на «вы»! — вспыхнула дама, покрываясь прилившим жаром.
— Грубость не спадает, — тихо и философски произнесла старушка с бидоном как бы только Рябинину.
Продавщица сонно ждала конца схватки, чтобы взять чек у победителя.
— Не пущу! — тонко отрезал старик и зачем-то снял шляпу.
— Петь, дьявол с ними, — издали сказала девица.
Она лениво разглядывала очередь. И как на её лице виделись лишь горевшие красные губы, так и под распахнутой курткой простодушный вал груди скрадывал всю фигуру.
— Видать, варвары со стажем, — опять сказала старушка для Рябинина.
— Имейте совесть. — Старик положил шляпу на стекло прилавка, словно она закрыла бы путь для безочередных чеков.
— Говорить им про совесть равносильно метанию бисера в известной ситуации, — распалилась дама.
— А одёжка на них по моде, — заметила старушка совсем уж про себя, будто разговаривая со своим бидоном.
И промелькнуло, исчезая…
…Серость всегда идёт в ногу с модой…
— Да мы спешим, — рассвирепел парень и нажал так, что вся очередь сдвинулась на необходимые ему полметра.
— Позовите настоящего мужчину! — крикнула дама, обернулась, и её поисковый взгляд прошёл мимо Рябинина, не коснувшись.
Но мужчина нашёлся — старик, который с неизвестно откуда прилившей силой наподдал парня плечиком и вернул упущенные полметра. Парень на секунду застыл, удивлённый неожиданным отпором.
— Знаешь, почему я не начищу тебе вывеску?
— Почему? — наивно попался старик.
— Потому что ты старый, как дерьмо мамонта.
И пошёл к девице, которая улыбнулась его шутке.
Рябинин, тугодумно зревший всё это время, ощутил холодок в желудке, словно туда скатилась льдинка. Он глубоко вздохнул, пытаясь растопить её тёплым воздухом, и тремя быстрыми шагами догнал парня. Тот уже стоял рядом с девицей, плотски ощупывая её плечи.
— Извинитесь перед старым человеком, — тихо попросил Рябинин.
— Чего-чего?
— Извинитесь перед ним.
— Мужик, иди-ка к детишкам, — посоветовал парень, ещё теснее прижимаясь к девице.
Рябинин взял его за локоть. И тогда увидел белёсое лицо вблизи, перед стёклами очков. Светлые глаза, не признающие преград, — глаза записного любимца женщин, принимавших наглость за мужественность. Широкий раздвоенный подбородок. Выше Рябинина на полголовы и тяжелее килограммов на двадцать.
— Извинитесь, — громче потребовал Рябинин.
— Отпусти руку. — Теперь понизил голос парень, как его понижают перед каким-то решительным шагом.
— Извинитесь.
— Я сейчас так тебе врежу по очкам, что ты пластмассы не соберёшь.
— Извинитесь немедленно, иначе я…
Что-то блеснуло…
…Рябинин сидел на полу и слепо шарил руками вокруг себя. Кто-то подал ему очки, которые чудом уцелели. Кто-то пытался его поднять, но он встал сам, непонимающе оглядывая людей. Кто-то что-то говорил и доказывал. Кто-то звонил в милицию. Кто-то держал этого парня. Кто-то взял рябининские мешки… И только там, в райотделе, он пришёл в себя и ощутил сильную боль в нижней челюсти и какие-то цокающие стуки в затылке.