Долгое дело
Шрифт:
Юрий Артемьевич положил окурок в пепельницу и плотно накрыл его ладонью, чтобы тот задохнулся без воздуха.
– И все-таки о человеке судят по тому, каков он в работе.
– Не только, - обрадовался Рябинин тому возражению, которое он мог оспорить. - Труд частенько стереотипен. Много тут узнаешь о человеке? А вы посмотрите на него после работы, в выходные дни, в отпуске... Сколько неплохих работников мается, не зная, чем себя занять! Или заняты пустяками. Тут вся личность.
Опять длинно говорил.
– Ну и что же все-таки определяет человека? - спросил он.
– Думаю, что образ жизни.
Беспалов чуть посомневался и добавил:
– В который обязательно входит труд.
– Согласен, - улыбнулся Рябинин.
– Так вы смыслом нашего существования полагаете образ жизни?
– Нет.
– А что?
– Пока не знаю, - ответил Рябинин, как отвечал ему не раз.
– Пока, - усмехнулся Беспалов. - Многие проживают жизнь, да так и не знают, для чего.
– Я надеюсь узнать.
Юрий Артемьевич пригладил стружку висков, которую простоватая секретарша как-то посоветовала ему распрямить в парикмахерской, и неожиданно спросил:
– Допустим, человек меряется не только трудом... Почему же вы сами работаете, как лошадь?
Рябинин хотел переспросить - как кто? Ну да, лошадь, та самая, которую он привел в пример, как тоже работающую. Нужно ответить что-нибудь остроумное, легкое, не вдаваясь. Например: "Разве бывают лошади в очках?" Или: "А что, из моего кабинета слышно ржание?"
– Почему не звонят с места происшествия? - спросил Рябинин.
И з д н е в н и к а с л е д о в а т е л я. Я и сам иногда задумываюсь, почему все дни занят только работой. Трудолюбивый очень? Да вроде бы как все. Деньги люблю? Зарплата у меня средняя. Выслуживаюсь? С моим-то характером... Горжусь броским званием? Есть звания погромче. Возможно, мне нечего делать? Да не работай, я был бы загружен еще больше столько есть занятий по душе. Может быть, желание трудиться вытекает из сущности человека и прав Юрий Артемьевич - рождаемся мы для работы?
Но тогда я не понимаю, почему существо, которое трудится, ест, пьет, спит и смотрит телевизор, называется человеком? Ведь лошадь тоже трудится, ест, пьет и спит. Ах да, она не смотрит телевизор. Но только потому, что его не ставят в конюшню. Кстати, я тоже его не смотрю...
Прав Юрий Артемьевич: лошадь я.
Толпа - первый признак чрезвычайного события. У подъезда скопилось человек десять. Телефонограмма не соврала.
Петельников и Леденцов еще на ходу, еще на
– Это у нас, - сказала одна, настолько маленькая, что инспектора придержали шаг, опасаясь ее задавить.
– Бандитизм в нашей квартире, - подтвердила вторая, чуть повыше, но такая полная, что уж теперь они пропустили ее вперед, чтобы не быть задавленными...
Большая передняя, в меру заставленная отжившей мебелью. Длинный коридор, ведущий в кухню. Запах старых коммунальных квартир - дерева, лежалой ткани, забытых духов и валерьянки.
– Чайку попьете? - спросила маленькая, энергичная.
– Чего попьем? - опешил Петельников.
– Мария, дак они, может, как теперешние мужики, чай не принимают, заметила тучная.
– Нальем чего и погорше, - согласилась первая старушка и показала на дверь, где, видимо, им и могли налить чего погорше.
– Гражданки! - сказал Петельников тем голосом, от которого трезвели пьяницы. - Мы хоть чай и принимаем, но сюда приехали по сообщению об убийстве!
– Пожалуйста, будьте как дома, - любезно согласилась крохотная старушка.
– Логово убийцы, - вторая показала на дверь.
Леденцов мгновенно и сильно ткнулся туда плечом, но дверь не подалась.
– И не ночевал, - объяснила маленькая.
– Где труп? - прямо спросил Петельников.
– А никто не знает, кроме убивца, - опять пояснила низенькая старушка, которая сумела оттеснить вторую, массивную.
– Как звать погибшего?
У Леденцова в руках появился блокнот.
– Василий Васильевич.
– Фамилия?
– Нету у него фамилии.
– Василий Васильевич да Василий Васильевич, - встряла-таки вторая.
– Где его комната?
– А он жил на кухне.
– Почему на кухне?
– Спит себе на подстилке...
Леденцов опустил блокнот и ухмыльнулся. И хотя бледное лицо Петельникова никогда не краснело, он почувствовал на нем злобный жар, который стянул щеки старшего инспектора какой-то сухостью.
– Товарищ Леденцов! Составьте протокол о ложном вызове и привлеките гражданок к административной ответственности. Кстати, где участковый инспектор?
– Как так привлечь? - удивилась маленькая, главная тут.
– Так! - отчеканил Петельников. - За собачий вызов.
– Василий Васильевич не собака, а котик.
– Тем более!
Вторая старушка подкатилась к Петельникову, как громадный шар, обдав его запахом лука и вроде бы гречневой каши:
– Да этот нехристь не убил Васю, а продал. Воров-то вы ловите?
– Ловим, когда украдена материальная ценность. А ваш кот ничего не стоит.
– Как не стоит? - обомлела она.