Долгожданная развязка
Шрифт:
— Твоего сына? — хрипло выговорила она и широко ухмыльнулась. — Твое досье отстало от жизни, Уэйн. У меня лишь один сын, Трэвис, и его отец — Валентайн.
Уэйн не пошевелился, но почувствовал, как чаша весов заколебалась — в ее пользу.
— Так ли? — Он старался говорить спокойно, понимая, что они перешли к главному вопросу куда скорее, чем ему бы хотелось.
Вероника заставила себя смотреть на него, надеясь, что она достаточно хорошая актриса и сможет обмануть его.
— Разве отец тебе не сказал? Наш ребенок умер.
— Естественно,
Вероника взмолилась в душе, чтобы он поверил потрясенному выражению ее лица. Потом горько улыбнулась. Сердце Уэйна екнуло, но глаза лишь на мгновение метнулись в сторону.
— Ты признаешь, что он солгал? — наконец спросил он.
— Ну, конечно, — заявила Вероника. — Я сделала аборт. Выскребла его из себя, как нечто гадкое! — Она почти прошипела эти слова, вложив в них всю свою ненависть и отвращение. — Только папа мог додуматься до такой лжи. Он безнадежно старомоден.
Уэйн смотрел на нее, и ему казалось, что он попал в зыбучие пески.
— Мои люди не нашли ничего про аборт, — подозрительно сказал он, и Вероника на мгновение запаниковала. Дуреха, выругала она себя. Почему ты сказала то, что так легко проверить? Но она тут же взяла себя в руки.
— А они искали? — лаконично спросила она.
Уэйн медленно выпрямился и снял ногу с ноги. Нет, они не искали. Он велел им искать свидетельство о смерти ребенка Вероники Колтрейн. Они ничего не нашли. Именно поэтому он и сел в самолет, летящий в Нью-Йорк. Он убедил себя, что сын жив, что испанская шлюшка — не единственный его ребенок. Но теперь… Уэйну показалось, будто что-то темное вцепилось в его внутренности. Он был так уверен в победе. Почувствовал, как волны отчаяния подбираются к горлу, парализуют его голосовые связки, наполняют его голову, как газ наполняет воздушный шар. Нет, этого не может быть. Трэвис Колтрейн-Коупленд должен быть его сыном. Должен!
Вероника ощутила молчаливое отчаяние в голубых глазах и на короткое мгновение расслабилась, но тут ее захватило безудержное желание повернуть нож в ране. Наконец-то, спустя все эти долгие годы, она может отомстить. Такое неожиданное ощущение, будто ей впрыснули шампанское прямо в вену.
— В чем дело, Уэйн? — мягко спросила она с насмешливой обеспокоенностью. — С чего бы это тебе вдруг так понадобился сын? Твоя титулованная жена не может родить? Или ты сам?.. — Она вскрикнула, потому что Уэйн внезапно вскочил, и отступила. На мгновение ей показалось, что он ее убьет.
Уэйн тоже так подумал. Он сделал шаг вперед, потом остановился. Если он ее сейчас убьет, у него не будет алиби. Кроме того, она для него не представляет никакой ценности. Ей просто удалось задеть его за живое. Он медленно расслабился, даже исхитрился улыбнуться.
— Трэвис сейчас со своим… с Валентайном, верно? — мягко спросил он. — Склад пятнадцать, я правильно запомнил?
Вероника с облегчением перевела дыхание, холодно передернула плечами и с деланным спокойствием сказала:
— Наверное. Зачем это тебе?
Уэйн не удосужился ответить, быстро прошел к двери и открыл ее. Он должен увидеть мальчишку. Его лицо. Он сразу поймет, его ли это сын. Поймет, и все тут.
Вероника последовала за ним на безопасном расстоянии, и, как только он вышел, захлопнула и заперла дверь. Ее руки так тряслись, что пришлось потратить почти целую минуту на такое простое дело. Покончив с дверью, она прислонилась к стене и зябко обвила себя руками.
— О Господи, о Господи… — повторяла она шепотом, и слезы текли из-под зажмуренных век.
Охватившее ее волнение помешало Веронике сделать то, чего больше всего хотелось, — забиться под одеяло и забыть весь этот кошмар, будто ничего и не было. Она, шатаясь прошла в гостиную, заметила бокал с коньяком, схватила его и жадно выпила одним глотком. Только тогда она осознала правду, которую гнала от себя. Он поехал на склад, чтобы увидеть Трэвиса. Голубоглазого Трэвиса с квадратным подбородком!
Она рванулась к телефону и в спешке и панике неправильно набрала номер. Бросила трубку, заставила себя успокоиться. Уэйну потребуется по меньшей мере полчаса, чтобы туда добраться. Она снова набрала номер, на этот раз правильно. Трубку снял Стэн, охранник. Она попросила позвать Вэла.
— Давай же, Вэл, скорее, пожалуйста! — Она отошла с телефоном к кушетке напротив кофейного столика и обессиленно упала на оранжевые подушки.
— Слушаю? — Голос был озабоченным, но таким родным, что в первое мгновение она смогла только повторять его имя:
— О Вэл! Вэл!
Вэл, находившийся от нее в десяти милях, нахмурился. Он почувствовал ее отчаяние.
— Что с тобой. В чем дело?
Вероника глубоко вздохнула, что хорошо услышал ее встревоженный муж, и заговорила более внятно:
— Слушай. К вам туда едет один человек. Ты должен спрятать Трэвиса. Где угодно. Только сделай это немедленно!
— Эй, подожди, лапочка. О каком человеке речь?
— Да не спорь ты со мной! Ради всего святого, доверься мне, Вэл, пожалуйста! — Она уже кричала. Крик прерывался всхлипываниями.
Валентайн взглянул через плечо. Рабочие час назад разошлись по домам. Помещение было забито скамейками с грудами недошитой одежды. Трэвис бродил по залу с блокнотом и подводил итоги. Вэл, прищурившись, взглянул на юношу, который был и всегда будет ему сыном, и уставился на кирпичную стену, на которой висел телефонный аппарат.
— Этот человек, — тихо начал он, — другой отец Трэвиса, верно? — Он не мог заставить себя произнести «настоящий». Что-то сильное в его тихом, собранном голосе дошло до нее и успокоило.
— Да, — тупо пробормотала она. — Да, это он. И он опасен.
— Опасен? — Вэл провел ладонью по своим слишком длинным волосам и вздохнул. До настоящего момента день был вполне приемлемым. Он долго молчал, потом начал быстро соображать. Но тут раздался голос Вероники, снова полный страха: