Долгожданное признание
Шрифт:
— Мое решение не связано ни с твоим полом, ни с действиями твоего брата. Я не изменил своего мнения относительно недостойного поведения месье Кендалла по отношению к моей племяннице. Однако даю слово чести, что говорю правду, — добавил он торжественно и твердо.
Луиза просто не знала, что думать. Говорил ли Ксавье правду? Его тон был совершенно искренним, но почему же тогда он настаивает?
Луиза была так измучена всеми событиями сегодняшнего дня, что перестала задавать себе вопросы. Ксавье, казалось, немного успокоился, и она вкратце пересказала ему разговор
— Я должна перед тобой извиниться, я и вправду не имела представления, что дело зашло так далеко.
— Принимаю твои извинения и твои заверения. Но ведь это не решает проблемы?
Луиза тяжело вздохнула.
— Я, конечно, не могу говорить за твою племянницу. Однако Джеймс заверил, что не может быть и речи… — Она на мгновение замолкла и покраснела, — о том, что… короче, он совершенно убежден, что она не может быть беременной.
— Мария-Тереза ждет ребенка? Что за абсурд! — Он возмущенно фыркнул.
— Хоть в чем-то вы сходитесь с братом! — облегченно вздохнула Луиза. — Тебе вообще незачем было так волноваться. Девушка достаточно благоразумна, — и вздрогнула от резкого голоса.
— Ты хочешь сказать, что моя племянница — не девственница?!
— О Господи! — Луиза попробовала улыбнуться. — Я же не одобряю то, что произошло. Но ты не можешь не знать, что в наше время немало молодых девушек имеют какой-то сексуальный опыт. А я сказала лишь, что твоя племянница — вполне благоразумная девушка.
Он разразился резкой тирадой, насыщенной всякими французскими словечками, из которой она поняла только, что племянница была «погублена» Джеймсом, и в самом ближайшем будущем он будет вынужден сообщить об этом лорду Армстронгу и его дочери.
— Но это несправедливо!
— Меня не волнует, справедливо или несправедливо, — проскрежетал он сквозь гневно стиснутые зубы. — Мои корсиканские предки верили в принцип «око за око, зуб за зуб». Вам повезло, мадемуазель, что вы живете в двадцатом веке. Еще совсем недавно я бы вполне спокойно мог отомстить вашей семье, погубив твое доброе имя.
Это было похоже на какую-то мелодраму викторианской эпохи, и Луиза решила, что лучше промолчать. Они уже приближались к Аяччо, и оставалось терпеть его всего несколько минут.
Когда наконец машина остановилась у гостиницы, Луиза лихорадочно отстегнула ремень и выскочила из машины. Крикнула Ксавье, что больше никогда в жизни не желает его видеть и быстро побежала вверх по ступеням.
Ну почему на Корсике все пошло вкривь и вкось? Об этом в отчаянии спрашивала себя Луиза, колотя в массивную дубовую дверь замка Ксавье.
Она промокла до нитки и дрожала от холода и страха перед бушующей вокруг грозой. Что толку напоминать, что в своем нынешнем затруднительном положении виновата только она сама.
Вбежав вчера вечером в свой гостиничный номер, она бросилась на кровать и, уставившись в потолок, стала думать о том, что теперь делать с работой. Было уже поздно звонить в лондонскую контору. Да и лучше позвонить попозже Невиллю Фросту домой.
Единственным результатом напряженных размышлений стала сильнейшая головная боль. Луиза с трудом встала и отправилась в ванную за аспирином, она решила принять душ и переодеться, тогда, возможно, ей станет лучше. И действительно, вернувшись в комнату, она почувствовала некоторое облегчение, хотя по-прежнему не могла отделаться от чувства подавленности и недовольства. И тут вдруг обнаружилась пропажа сумочки. Потребовалось некоторое время, чтобы осознать ужасную истину — она оставила ее в машине Ксавье!
Замотанная в банное полотенце, Луиза буквально рухнула на стул перед туалетным столиком, заплакав от огорчения. Это полный крах. В сумочке были не только все деньги, кредитные карточки и водительские права, там лежала записная книжка с именами и адресами всех клиентов, расписанием деловых встреч и мероприятий на весь год вперед, но Ксавье несомненно найдет в ней чрезвычайно интересные для него цифры и прикидки, которые она сделала относительно его участка.
Но это еще не все! Самое ужасное последствие ее небрежности — придется еще раз встречаться с Ксавье.
От этой мысли она покрылась холодной испариной.
Даже сейчас, сутки спустя, колотя в старинные дубовые двери замка Ксавье и проклиная его за то, что он выбрал для жилья столь отдаленную и высокогорную часть острова, Луиза дрожала не только от холода и дождя, но и от страха и нервного напряжения.
Пришлось обращаться за помощью к администратору гостиницы. Он нашел адрес расположенного высоко в горах, в семидесяти километрах от Аяччо, замка, который граф Чинарези унаследовал от своего дядюшки. Администратор расписывал роскошь и удобства замка, но Луиза, как ни старалась, не смогла найти даже номера его телефона.
Придется отправиться в горы, подумала она с тоской. Но ведь у нее нет прав, они остались в сумочке, и нельзя взять машину напрокат. Опять помог администратор. Он одолжил для нее машину у кого-то из родственников, заверив, что машина не очень новая, но до места она на ней доберется.
Когда утром Луиза увидела древний «рено», сердце у нее дрогнуло. У машины был такой вид, будто она собирается тут же испустить дух. Так и случилось. Мотор хрипел, как на последней стадии бронхита, из-под капота неслись громкие стоны и стуки, пугавшие ее до смерти. Душевное состояние никак не улучшала погода. Яркое утреннее солнышко скрылось за серыми тучами, которые с каждой милей становились все более черными и мрачными.
Луиза с детства страшно боялась грозы. И гроза разразилась, когда до вершины горы оставалось совсем немного и она уже увидела перед собой каменный замок. Оглушенная грозовыми раскатами и ослепленная беспрерывно сверкающей молнией, совершенно обезумевшая от страха, Луиза чудом удерживала машину в потоках воды, почти не видя дороги. Сделав последний поворот перед въездом в замок, дряхлый «рено» издал последний отчаянный стон и испустил дух.
Луиза попыталась стронуть машину с места, но безуспешно. До замка оставалось около ста метров, и глубоко вздохнув, собрав всю свою волю, Луиза бросилась к массивным дверям замка. Однако никто не слышал ее отчаянного стука.