Долина белых ягнят
Шрифт:
Все, кто наблюдал за погрузкой, давно обратили внимание на высокого капитана. Трудно было бы его не заметить. Он опирался на палку и этой же палкой показывал, куда ставить какую повозку или машину. Одна нога у него была в сапоге, а другая в бинтах. Это был замкомандира полка капитан Локотош. Он тоже, как и комдив, лечился в госпитале в Нальчике, но, узнав о формировании дивизии, не стал долечиваться и добился нового назначения.
Альбиян пошутил, кивнув головой на капитана:
— Видите, ему и одного сапога хватает, а вы мне всучили вторую пару.
Но шутки не получилось. Ирина поскорее перевела
Вдруг рядом раздался густой мужской голос:
— Это чья тут девочка хочет ехать с нами на фронт?
Все обернулись. Рядом стоял, улыбаясь, тот самый хромой капитан с Даночкой на руках.
— Ваша? Заберите ради бога, не лягнула бы лошадь. Бродит у самых копыт.
— И пять минут на месте не постоит. Только сейчас была здесь. — Ирина взяла у капитана дочку. — Спасибо вам!
— Товарищ капитан, познакомьтесь, — остановил Альбиян уже повернувшегося уходить Локотоша. — Мои родные. Мать. Жена. Сестренка. Между прочим, не замужем, но жених уже есть. Это я для ясности обстановки.
Апчара покраснела.
— Что болтаешь. Никакой он мне не жених. Просто вместе работаем.
— Познакомьтесь и вы, — обратился Альбиян к родным. — Капитан Локотош. Недавно из госпиталя. Вместе поедем туда…
— Ах, сынок! — запричитала Хабиба, словно читая молитву. — Да не пожалеет аллах для тебя здоровья. Пусть рука аллаха, которая уводит тебя, приведет и назад целым и невредимым. Пусть будет легка твоя рана. Аллах наказал твою мать, подал ей чашу горя, пролил твою кровь… Где она, твоя мать, сынок?
— В Ленинграде.
— Да как же так? — всполошилась Хабиба. — Говорят, немцы окружили этот город. Какие беды унесли ее туда?
Локотош не успел ответить, кто-то громко издалека через толпу окликнул его.
— Извините, меня зовут.
Капитан повернулся и исчез в толпе, прихрамывая. Он ловко перехватывал палку в левую руку, когда нужно было отдать честь старшему командиру.
Трибуна на середине товарной станции уже готова, но все лица еще не обращены к ней. Народ стоит хотя и плотной толпой, но кучками, кружками, каждый говорит со своим близким.
Бойцы из вагонов машут руками. Зенитчики следят за «воздухом», устроившись на крышах вагонов. «Четырехструйный» пулемет, который Апчара видела на параде, установлен на открытой платформе.
Апчара краем глаза видит Чоку Мутаева, но тот крутится поодаль, не осмеливается подойти, боится Хабибу. Наконец решился и подошел к Альбияну.
— Из родного Чопракского ущелья, — и протянул камень, слишком увесистый для того, чтобы таскать его всю войну в кармане. — Возьмите, частица родной земли, амулет.
— Ладно, буду воевать с камнем за пазухой, — пошутил Альбиян.
— Пусть даже так. Против Гитлера, конечно.
— А это еще к чему?
Чока вытащил из кармана и передал Альбияну кресало и длинный фитиль.
— Первобытный способ добывания огня.
— Зато верный. В любую погоду безотказен. На ветру от спички ты ни за что не прикуришь. А тут — даже лучше. И маскироваться не надо. Пламени ведь нет.
Чока и Альбиян отошли в сторонку.
— Спасибо,
— О Хабибе, Апчаре и Ирине ты не беспокойся. Положись на меня. Пока я жив, с ними беды не случится. Будем делить все — и кров, и тепло, и пищу. Никому не дам их в обиду. Если хочешь, пиши. На каждое письмо я напишу два. Не знаю, что нас ждет. И ждет ли что? Меня тоже могут взять в любой день. Я не хоронюсь. Ты знаешь. Я этого хочу. Пока меня не взяли. Оставили. А тебе я завидую. По-хорошему. И желаю одного: чтобы ты вернулся…
Паровоз набирал пар, машинист, высунувшись из окошка, поглядывал на длинный эшелон, который замыкала платформа с зенитной установкой.
— Ну, ладно, ладно…
Чока и Альбиян обнялись. У эшелона заволновались люди. Сигнальщик проиграл сбор. Толпу теснили. Капитан Локотош кричал в рупор, просил людей подойти к трибуне.
Хабибу, Апчару и Ирину с Даночкой толпа подхватила и понесла. Им едва удалось не потерять друг друга. Кое-как они протиснулись к грузовику.
Начался митинг. Открыл его сам Зулькарней Кулов короткой речью. Людям, стоявшим вокруг, не надо было рассказывать историю дивизии, все происходило у них на глазах. Не пересчитать собраний в колхозах и на разных предприятиях, где говорилось о новорожденной дивизии. После речей на тех собраниях объявлялся сбор пожертвований на оснащение и вооружение дивизии с перечислением предметов, которые — желательно — должны быть пожертвованы. Бурки и овечьи шкуры, кинжалы и серебряные пояса, уздечки и седла, если они еще сохранились, газыри, сапоги, ремни, носки, недоуздки, плетки, стремена, шпоры, ну и, конечно, сабли, — все принималось на специальных пунктах. И люди несли. Отдавали все, что у них было, чтобы дивизия оделась, обулась и вооружилась по всем современным правилам. Отказывая себе, приносили из аулов зерно, масло и мясо, сыры и крупы.
Об этом теперь коротко и говорил Зулькарней Кулов, выражая трудящимся благодарность от имени партийных, советских организаций республики.
— Мы сделали все, что требовалось от нас, — говорил Кулов с грузовика, — чтобы наши братья и сыновья — бойцы дивизии ушли на фронт подготовленными. Может быть, мы еще долго будем ощущать недостаток в том или другом, потому что отдали все. Зато мы не будем чувствовать угрызений совести. Мы ничего не утаили. Ничего не пожалели для наших воинов. Свыше пяти месяцев мы, можно сказать, грели дивизию за пазухой, делились с бойцами не только одеждой, но и теплом собственного сердца. Мы грели их с надеждой и уверенностью, что они станут стальной защитой советской земли, грудью загородят путь врагу и выстоят в этой смертельной схватке!
Оголтелые немецко-фашистские орды рвутся на восток. Мы грели наших бойцов за пазухой еще и для того, чтобы они прислушивались к биению нашего сердца, к беспокойному, тревожному биению сердца народов и перед лицом врага не переставали ощущать это биение.
Кулов повернулся лицом в сторону бойцов, как бы обращая свои слова к тем, кто уходит с эшелоном.
— Родные и близкие наши воины! Мы провожаем вас не на праздник, не в гости! Мы провожаем вас на войну, на фронт, на схватку с врагом! И мы ждем от вас подвигов, мужества, доблести, сыновней верности! Мы желаем вам победы, победы и еще раз победы!