Долина роз(Приключенческая повесть)
Шрифт:
Звуки курая [1] похожи на пение ветра в степи. Они то шелестят, словно сухие листья в лесу, то журчат, как вешние ручьи, то гудят, как провода телеграфа в ненастье. Дитя гор, Асгат не расставался с кураем, из аула унес его в город, не забыл про него и в институте да и теперь повсюду возил с собой.
Затихли звуки курая незаметно, как и родились. Несколько минут стояла тишина. Потом кураиста сменил самодеятельный струнный оркестр. Нежно пропела, задавая тон, гитара. Рассыпала трели мандолина. Зазвенела говорливая балалайка. Музыканты начали плясовую.
1
Курай — башкирский музыкальный инструмент.
Повар медленно, как бы нехотя вышел на свет, в круг, задумчиво посмотрел на костер, на сосны, столпившиеся вокруг костра, поправил колпак и вдруг, всплеснув руками, закружился в танце, трамбуя сапогами сыроватую землю.
Тут не усидели и остальные. Люди носились по кругу, вскрикивая, хлопая в ладоши, приговаривая что-то, припевая. В колеблющемся свете костра фигуры пляшущих то пропадали в тени, то появлялись, облитые отблеском багрового пламени.
Наконец танцующие устали. Музыка стихла.
— Хорошо, — одобрил Боровой и подбросил охапку сучьев в костер.
Пламя сначала сникло, но через минуту, разгоревшись вновь, взметнулось еще выше, стреляя снопами искр.
— Теперь ваша очередь, Евгений Петрович, — сказал Светлов.
— Я не танцую…
— Да, но вы обещали рассказать что-то из ваших приключений…
— Какие приключения? Ну, ездили, лазили по горам. Работали…
— Ох, скромничаете! Уверен, что бывали вы в переделках и много чего повидали!
Инженер промолчал, прикуривая папиросу об уголек. Потом обратился к журналисту:
— Смотрите, небо какое. В такой вечер не о приключениях рассказывать, тут стихи необходимы! А ну-ка, Сергей Павлович, потревожьте лучше свой архив!
— Что вы! Разве я поэт?!
— А недавно что вы мне читали? Явно не прозу! Что-то о степи, о курорте…
— Пустяки, — смутился Светлов, — путевые зарисовки, проба пера.
— Просим, Сергей Павлович!
— Напрасно просите, сами убедитесь. Да ладно, прочту. Только еще раз повторяю, я не поэт, не судите строго.
И Сергей Павлович начал декламировать чуточку нараспев:
Река степей Аксаковым воспета. Вся в зелени течет, в потоках света. Вот станция. Безмолвный семафор. Курорта здание. Курзал. Степей простор. В лугах, в дубравах птиц залетных пенье, Неясных деревень вдали виденье, Кабинки светлые под сенью тихих рощ, Вокруг волнуется желтеющая рожь… Здесь мило все: прогулки, и букеты, И «мертвый час», и ясных зорь отсветы… В час утренний на завтрак гонг зовет… И тишина… И никаких забот… И время удивительно летит… Отличный сон, отменный аппетит… Все хорошо! Но первый гимн хвалебный — Тебе, кумыс, шипучий и целебный! Напитка действие, как чудо из чудес: За месяц фунтов на десять привес!Когда Светлов кончил, раздались аплодисменты.
— Здорово, Сергей Павлович! Особенно про десять фунтов!
— Это шутливое стихотворение я изготовил вместо письма, — пояснил Светлов. — А кумысу я и сейчас бы непрочь выпить.
— На курорт бы податься! — вздохнул Боровой. — Давненько не бывал.
— М-да. На южный бархатный сезон… — поддержал Асгат.
— В Кисловодск, к чудесному нарзану…
— Или в Сочи. К источнику Мацесты и к морю.
— Позвольте! А здесь разве не Сочи? Не рай земной? Посмотрите, какая красота вокруг, особенно когда не льет дождь…
— Замечание справедливое. А пока, — напомнил Светлов, — мы ждем рассказа Евгения Петровича. Напрасно он надеется отвертеться!
— Не поздно ли будет? Не пора ли спать ложиться? Завтра ведь рано вставать.
— Что вы! Это пока было ненастье, мы спозаранку спать заваливались, под шепот дождя. А в такую погоду, как сейчас, только и посидеть да побеседовать!
— Тогда знаете что, — предложил Боровой, — давайте заведем порядок: по вечерам, на отдыхе, пусть каждый из нас расскажет что-либо примечательное из своей жизни или то, что захочет, пусть это будет даже сказка или описание приключений охотников, золотоискателей… Мы никакими рамками ограничивать не будем и послушаем охотно…
— Браво, Евгений Петрович! — воскликнул Светлов. — Организуем вечера воспоминаний и приключений!
— Правильно! Хорошая идея! Шехерезада! Тысяча и одна ночь!
— А старостой Шехерезады предлагаю назначить Евгения Петровича.
— Верно! Одобряю!
— Кого же больше? Знатоку и старожилу Урала — почет и место.
— Хорошо, — согласился инженер, — но я потребую и дисциплины. Чтобы без отнекиваний.
— Конечно! Как же иначе?
— И чтобы староста тоже не отставал! Староста старостой, а рассказывать тоже заставим.
— Само собой разумеется!
— Согласен, согласен, — улыбнулся Боровой, — и до меня дойдет черед. А теперь, чтобы не откладывать в долгий ящик, начнем осуществлять наше решение сегодня же, и даже немедленно.
— Вот это дело! — подхватил повар, усаживаясь поудобнее и поправляя кухонными щипцами костер. Мастер кухонного искусства всегда держал при себе какое-либо орудие своей профессии.
— Властью, мне врученной, — продолжал инженер, — прошу Астата Нуриевича начать нашу программу.
— Правильный выбор! — одобрил Светлов. — Слово — питомцу гор, сыну башкирских аулов!
— Верно! Просим! — раздалось вокруг.
Асгат подумал и сказал:
— Хорошо… Воля товарищей — закон. Прошу не взыскать. Как сумею, так и расскажу.
— Не прибедняйтесь, коллега, — заметил Боровой. — Ваш талант музыканта и рассказчика нам известен. Внимание, друзья!
Асгат деликатно кашлянул. Все сдвинулись ближе вокруг костра… И полился рассказ — такой же певучий, как переливы курая.