Долина смерти (Искатели детрюита)
Шрифт:
— Это потому, что я Митеньку при нем нежно обозвала, когда он ранился…
Вздыхала и делала вывод:
— Господи, жуть-то какая! Ни одного мужчины в доме!..
На второй день, заплевав губы шелухой от подсолнухов, тараторила легкомысленно в палисадничке при лодыре По-лувии:
— И на что мне дьякон сдался!.. Да и не дьякон он, а расстрига!.. Подумаешь, — сокровище какое!.. Без него не проживу! Чего мне? Сама служу, сама деньги зарабатываю… Вот возьму да и найду себе нового мужа… И-хи-хи…
Пойми-ка ее: то ли она шутит, то ли серьезничает!.. Затараторила про какого-то красавца Петю Огуречного, регистратора при Наркомпросе,
Неодобрительно отозвалась сторожиха — женщина строгая и «в положении»:
— Озорная ты, дьяконица. Ветер у тебя в голове… Потому и детей нет.
Слушать больше не стала: ушла, бросив сурово:
— Ты бы, хуч, губы от шелухи ослобонила…
— И-хи-хи-хи!..
На третий день, поздно вечером, яко тать в нощи, пробираясь вдоль церковной ограды и галифе пачкая известкой, пришли «усики стрелкой» к дьяконице. Пришли и долго засиделись. Не на ветер бросала крылатые слова дьяконица Настасья. Посерело небо от усталости: все ждало — когда-то откроется домик церковный в три окошечка; заморгали виновато звездочки, пропадая одна за другой, взволнованный примчался ветер, с полей примчался росистых и прохладных: конфузливо взрумянилось облачко на востоке. — Не выходили «усики».
— Дур-рак!.. — в досаде крикнула ворона на обескрестен-ном куполе, каркнула и кувыркнулась в помойную яму…
…Вернулся дьякон-то!.. С черного хода зашел, опасливо озираясь; стукнул два раза в окошечко, забубнил:
— Мать, а мать!! Ну-ка!..
Ох, и всполошилась дьяконица, голос родимый узнавши… И напугалась и обрадовалась до смерти…
Пойми-ка ее!..
Зашипела на «усики»:
— Ну, ты, развалился! Собирайся, что ли!.. Муж пришел… Да ну, скорей, черт вас здесь носит!..
— Мать, а мать? Ну-ка… — бубнил дьякон с осторож-кой. — Ну-ка, выглянь, мать…
«Усики» галифе быстро надели, а с сапогами еле-еле справились: и то правый на левую ножку напялили, а левый на правую…
— Ох, скорей!.. Горюшко ты мое!.. — ныла дьяконица, пальцы ломая… шипела: — Сам откроешь там, ключ-то аг-лицкий… Дверь только покрепче прихлопни за собой… О, уродина!..
И к окну. Ставень открыла:
— Вася!
Зарос дьякон волосами до глаз, а глаза вороватые — бегают, бегают…
— Что, мать, Митька-то дома?
Обиделась дьяконица.
— На кой ляд мне твой Митька сдался!.. Думаешь, валандаюсь я тут с ним, с прыщавым?.. Я тут мучаюсь, а он… — И в слезы.
Нетерпеливо перебил дьякон:
— Брось, мать, я не про то… Где Митька-то, отвечай! Спит, что ли?
— Нету Митьки! Был да весь вышел!.. В сумасшедшем Митька твой сидит! На вот!..
— Что-о? — Уже два года, как не было у дьякона бороды, а тут опять вспомнил, за бороду схватился и поймал воздух.
— В су-ма-сшед-шем?
Обрадовался прохвост, зубы гнилые до ушей осклабил.
— А ну, отпирай, мать… Я уж тебе порасскажу… заживем, мать…
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Экзамен сдан благополучно. Никакие случаи и случайности не помешали ему. Но ведь зато и меры были приняты соответствующие. Меры, в корне пресекающие возможность появления недруга рода человеческого — случая. А Павел так и не явился, проморгал срок. Замотала его ароматная дама.
— Эх, Павлушка, Павлушка!.. Связался ты с кем не следует! Пропадешь ни за грош ломаный!.. Хороший ты парень, жалко… Не мы ли с тобой
— Эгой, Карп, Карп!.. Газеты есть?..
— А то, — отвечает флегматично дворник.
Иван Безменов — светловолосый гигант — через пять ступенек на шестую скатывается по лестнице: не сходит, а слетает вниз — на крыльях… впрочем, без всяких крыльев, хорошо развиты мышцы ног, крепки и упруги, хоть одна и прострелена в бою под Воронежем с бандами генерала Мамонтова.
— Иди-т-ко сюда, — таинственно манит его дворник, — смотри-кось, чьих это рук дело?
Безменов смотрит по направлению корявого пальца дворника: за трехэтажным зданием кренится купол сутулой и в землю вросшей церковки.
— Ну? — спрашивает Безменов, ничего особенного не замечая. — Церковка, как церковка, давно на дрова пора. Больше никуда не годится…
— Разуй глаза-то, — советует дворник. — Симпола-то рабства и невежества, чай, нету? Гляди!..
— И то — нет креста…
— Ну вот то-то, — дворник удовлетворяется сказанным и, ухмыляясь, идет по своим делам. Пройдя двор, он снова оборачивается:
— В народе бают: сами долгогривые симпол-то ночью сняли, чтобы потом обновление устроить…
Иван совсем другое думает: нет ли связи с балконной дверью?
— Надо исследовать, — говорит он себе. — Вечером залезу на купол, если креста не найду…
Задумчиво поднимается к себе — наверх.
В газете, полученной от Карпа, в отделе хроники, бросается в глаза жирный заголовок:
Читает и еле справляется с бурным приливом волнения:
В последнее время в Москве стали совершаться необыкновенные и по технике и по результатам кражи. Некоторые из них отдают простым ребяческим озорством, другие пахнут миллиардами, но все они объединяются однообразием воровской техники. Последняя весьма проста, и в то же время до сих пор не разгадано то орудие, при помощи которого вор одинаково легко режет и стекло, и камень, и дерево, и металл, и… человека. Целый ряд случаев прошел перед нашими глазами……………………..
Вор замечательно ровным четырехугольником вырезает в зеркальных витринах стекла, в каменных стенах — целые плиты, режет железо, сталь, несгораемые шкафы… Кражи заключаются в случаях от пары лакированных ботинок и коробки конфект до сотен червонцев и ценных бумаг………………………………………………………………………….
В двух случаях было совершено зверское убийство, рассечен пополам человек — случайный прохожий, и хозяин магазина, найденный просверленным каким-то оружием насквозь на уровне сердца…………………………………………………
Несомненно, что все кражи и убийства совершались одним лицом……………………………………………………………………..
Приняты все меры………………………………………………………
— Приняты все меры, — машинально повторяет Иван. — а я приму дополнительные. — И его серой стали глаза становятся вдруг снова острыми, как лезвие хевсурского кинжала.
Он снова исследует осколки стекла. Потом, став спиной к разбитой балконной двери, мысленно представляет себе за домом местоположение купола церкви.
— Купол должен находиться на уровне второго этажа. Так. Проведем линию от двери к куполу, к основанию креста. Так. Линия проходит около чернильного пятна на стене — в аршине над полом. Так. Исследуем стену…