Долина страха. Все повести и романы о Шерлоке Холмсе.(сборник)
Шрифт:
Смолл замолчал и потянулся к стакану с виски. Признаюсь, что с этого момента наш пленник внушал мне неподдельный ужас. Никогда еще я не видел убийцу, который с завидным спокойствием убивал, но с еще большим хладнокровием повествовал о своих кровавых подвигах. Будь я судьей, Смоллу было бы трудно рассчитывать на мое сочувствие. Я оторвал взгляд от Смолла и оглядел Шерлока и Джонса. Те слушали исповедь Смолла с большим интересом. По брезгливому выражению их лиц я понял, что чувствуют они то же самое, что и я. Нас всех коробило от того возмутительного безразличия Смолла к чужой жизни, от той легкости, с которой он обменивал ее на свое благополучие.
– Я прекрасно понимаю ваши ощущения, джентльмены. Да, симпатии у вас я не вызываю, да и не хочу вызвать. Только хотел бы я посмотреть, как бы вы поступили, оказавшись на моем месте. Нашли бы вы силы отказаться от богатства, которое
– Продолжайте ваш рассказ, – бесстрастным голосом произнес Холмс. – Мы вас внимательно слушаем.
– Мы с Абдуллой и Акбаром отнесли тело купчишки в заранее приготовленное сикхами место. Да, поесть он, между нами говоря, очень любил, – хихикнул Смолл. – Идти пришлось далеко, по винтовым лестницам в один из удаленных полуразрушенных залов, стены которого осыпались, а пол местами провалился. Там мы и оставили тело, присыпав его землей и битым кирпичом. Затем мы вернулись к воротам, где находился один из сикхов с ларцом. С тем самым, что стоит у вас на столе. Только сейчас он пустой, а тогда был по самые края набит драгоценностями. На шелковом шнурке, привязанном к ручке, висел ключ. Мы открыли ларец и оцепенели от блеска драгоценных камней. Читал я в детстве всякие там рассказики о пиратских кладах, но то, что я увидел, меня просто поразило. О подобных сокровищах я не смел и мечтать. Несколько минут мы оторопело взирали на драгоценности, затем, вдоволь налюбовавшись их видом, выгребли из ларца и начали составлять их опись. В ларце оказалось сто сорок три бриллианта чистейшей воды, включая один, который, если мне не изменяет память, назывался «великий могол», второй в мире по величине. Кроме того, там было девяносто семь редкой красоты изумрудов и сто семьдесят рубинов, некоторые из которых, правда, не отличались большим размером. Но это еще не все. Мы нашли в ларце сорок карбункулов, сто десять сапфиров, шестьдесят один агат и множество камней победнее: бериллов, ониксов, кошачьих глаз, бирюзы и прочей мелочи. Названий некоторых я в то время даже и не знал. Они стали известны мне только впоследствии. А еще в ларце находилось штук триста жемчужин, двенадцать из которых были вправлены в золотую диадему. Кстати, я не нашел ее у Шолто, скупердяй-майор, наверное, спрятал ее отдельно.
– Сосчитав драгоценности, мы снова уложили их в ларец, и отнесли показать Магомету Сингху, который в то время, пока мы занимались пересчетом, следил за подходом к нашим воротам со стороны внутренней части крепости. В случае появления офицера он должен был предупредить нас. Здесь мы снова повторили клятву никому не говорить о сокровище и честно распорядиться добычей. Что бы ни случилось, мы обязались отдать каждому его долю. Но делить драгоценности в тот момент было безумием. Их могли увидеть, а это неминуемо навлекло бы на нас ненужные подозрения. Поэтому мы договорились надежно спрятать ларец и дождаться лучших времен, когда в стране вновь воцарится спокойствие. Мы отнесли ларец в тот же зал, где мы захоронили тело купца, закопали в укромном месте и составили подробный его план. На следующий день я перерисовал план, и каждый из нас получил лист бумаги с точным указанием места, где находится спрятанное сокровище. На этих же бумагах, внизу, мы поставили свой знак, «знак четырех». Мы также поклялись, что каждый из нас никогда не будет поступать во вред остальным, и, должен сказать, что я не нарушил данной мною клятвы.
Как закончилось восстание, вы, джентльмены, хорошо знаете. После того, как Вилсон взял Дели, а сэр Колин – Лакхнау, восставшие поняли, что дальнейшее сопротивление становится бесполезным. В Индию чуть не каждую неделю приходили все новые и новые части, и Нана-сахиб счел за лучшее бежать. В Агру на рысях влетел летучий отряд генерала Грейтхеда, разбив по дороге повстанцев. Казалось, в страну вновь пришел мир. Наша четверка уже потирала руки в надежде скорого возвращения сокровищ. Но нашим планам не суждено было свершиться. Произошло непредвиденное – убийство Ахмета раскрылось, и все мы оказались за решеткой.
Вы спросите меня, как это случилось? Дело в том, что на востоке народ более подозрительный, чем у нас. Раджа хоть и был убежден в верности и преданности Ахмета, но решил подстраховаться, и послал вслед за Ахметом другого слугу, столь же надежного. Тот тайно шел за мнимым купцом,
В дурацком, признаюсь вам, мы оказались положении. Обладатели несметных сокровищ, мы мечтали о дворцах, а очутились в бараке с цепями на ногах и руках. Шансов вырваться из клетки у нас не было никаких, оставалось гнить на каторге и думать о ставших бесполезными драгоценностях. Всякий на нашем месте, наверное, умер бы с тоски или сошел с ума. Сносить ежедневные издевательства жалких индусов-охранников, питаться рисом и водой, и в то же время знать, что где-то недалеко лежат немыслимые деньги, твои деньги… Да, это было ужасно, но я – малый упорный, вынес и эту пытку. Меня грела надежда, я знал, что вырвусь с каторги, и терпеливо ждал своего часа.
И вот, наконец, он пробил. По крайней мере, мне так показалось. Из Агры меня перевели в Мадрас, а оттуда – на Андаманы, а, точнее, на остров Блэр. Белых каторжан там мало, вел я себя хорошо, поэтому оказался, если, конечно, можно так сказать о каторге, в привилегированном положении. Жил я отдельно от остальных заключенных, в Хоуп-тауне, это у горы Марриет. Работать меня не заставляли. Собственно говоря, я был предоставлен самому себе. Места там, доложу я вам, просто лютые – гнус, лихорадка. Заросли кишмя кишат туземцами-людоедами. Чуть зазевался – пиши пропало, будешь лежать с отравленной стрелой в спине. Чем там заключенные занимаются? В основном земляные работы. Там орошают, тут осушают, сажают рис и батат. Занятий хватает, свободного времени остается всего несколько часов, вечером. Как белый, я свободно ходил куда угодно. Вот и повадился я захаживать к доктору. Сначала просто так, а потом стал помогать ему составлять порошки, делать микстуры. Понемногу набрался у него кое-каких знаний. И все время я думал об одном и все о том же – как бы убежать с Андаман. Трудная это была затея, до ближайшего берега – сотня миль…На чем плыть? Но я все-таки поставил себе задачу – обязательно бежать оттуда.
Доктор наш, молодой офицер по фамилии Сомертон, был бойким спортивным парнем. Вечерами к нему в комнату приходили другие офицеры поиграть в карты. Аптекарская, в которой я обычно готовил порошки, находилась рядом, через стену. Частенько, когда мне становилось особенно тоскливо, я открывал маленькое окошко, и слушал, о чем говорили офицеры. Я и сам большой любитель перекинуться в картишки, а когда слушаешь играющих, впечатление создается такое, будто сидишь за столом рядом с ними. Доктора посещали в основном такие же молодые офицеры, как и он сам – майор Шолто, капитан Морстан и лейтенант Бромли Браун. Последний командовал туземцами-охранниками и, кроме того, сам был врачом. Заявлялись еще несколько служащих гражданских, постарше. Это были люди степенные, играли осторожно, но тоже неплохо. Интересно было наблюдать за ними.
Но вот что мне показалось странным. Сколько бы они не играли, офицеры всегда проигрывали, а гражданские выигрывали. Нет, нет, я ни в коем случае не хочу сказать, что они шельмовали. Просто они или играли лучше, или карта им всегда шла. Не знаю. Возможно, офицерский молодняк до Андаман не держал в руках карты, был неопытен, вот и продувал постоянно. А, может быть, и другая причина – служащие сидели тут годами, сыгрались, с полуслова понимали друг друга. Да, вот это скорее всего. Что еще делать вечерами? Сиди да кидай картишки. Так и проходили все вечера – офицеры проигрывались в пух и прах, а гражданские богатели. Больше всех проигрывал Шолто, игрок он был заядлый, а играть умел не особо хорошо. Сначала он платил свои проигрыши золотом и ассигнациями, потом, гляжу, перешел на расписки. Гражданские вели себя с ним хитро – дадут пару раз выиграть, а потом обдерут как липку. И снова Шолто в долгу как в шелку. А днем он ходил мрачнее тучи, видимо, сильно переживал и ждал вечера, хотел отыграться. Но он не только не отыгрывался, а все больше увязал в долгах. Ну, а потом, как водится, начал попивать. Ничего удивительное, дело известное.