Доля Ангелов
Шрифт:
— Я люблю тебя.
— И я люблю тебя, почти так же сильно, как любил твою маму.
Саттон улыбнулась. И продолжила свой путь, взяв портфель у столика рядом с дверью, прежде чем выйти в теплое майское утро.
У нее дрожали ноги, когда она одна шла к Bentley Mulsanne. Она представляла, как раньше отец обгонял ее на своей электроколяске, издающий ззззжжж, звук, который она решительно старалась игнорировать.
— Доброе утро, мисс Смайт.
Дон в униформе водителя, был шофером ее отца в течение двух десятилетий. Он открыл перед ней заднюю дверь, стараясь
Конечно, он уже все знал.
Она сжала его руку.
— Вы будете на этом месте столько, сколько будете в состоянии работать.
Мужчина выдохнул с облегчением.
— Все для вас.
— Я заставлю его гордиться мной.
В этот момент он посмотрел на нее. В его глазах мерцали слезы.
— Да, вы сделаете это.
Кивнув, она села в машину, дверь с приглушенным стуком закрылась. Мгновение спустя они двинулись с места через внутренний дворик, выезжая за пределы поместья.
Как правило, она обсуждала с отцом дела, пока они добирались в другой конец города, она взглянула на пустое сиденье рядом, ее вдруг осенило, что за день до этого они в последний раз вместе ездили в штаб-квартиру корпорации. Последняя поездка… она не думала, что она последняя.
Не так должно было все произойти.
Она думала, что будет еще много у них всего впереди, его постоянное наставничество и бесконечные поездки бок о бок.
Маячивший отказ от должности по-своему прекрасен, пока ты не войдешь в курс дела, не так ли? Но когда ты выходишь из своего теплого пруда заблуждения, реальность вызывает дрожь, которая холодным жалом кусает тебя. И если бы перегородка была опущена, отделяющая салон от водителя, она бы, наверное, сильно рыдала, причем с такой силой, словно собиралась на похороны отца.
Вместо этого она опустила ладонь на сиденье, на котором он всегда сидел и посмотрела в тонированное стекло. Они двигались по Ривер-Роуд, присоединившись к потоку машин, которые направлялись к живым артериям города, к магистралям и мостам делового района Чарлмонта.
Существовал только единственный человек, которому она хотела бы позвонить. Единственный мужчина, чей голос она хотела бы услышать. Единственный… способный понять ее на подсознательном уровне, что она чувствует в данный момент.
Но Эдвард Болдвейн больше не интересовался производством бурбона. Он больше не был наследником их конкурента, также как и не был ее «двойником» со своим сарказмом, сексуальностью, раздражением, которого она так долго желала.
И несмотря на то, что он был вторым в компании «Брэдфорд Бурбон», он дал ясно понять, что не хочет иметь с ней никаких отношений.
Несмотря на ту, сумасшедшую встречу… в коттедже сторожа в конюшнях в Red & Black.
Она до сих пор не могла поверить в случившееся.
После стольких лет фантазий, она наконец-то была с ним…
Саттон с трудом вытянула себя из этой черной дыры, вспоминая их последнюю встречу, когда они сидели в его грузовике, возле ее дома, и спорили по поводу ипотеки, которую она предоставила его отцу, буквально за день, как умер Уильям.
Вот вам и готовый материал для фильмов Hallmark.
Но несмотря на все, Эдвард все равно был тем, с кем она хотела бы поговорить, он был единственным
Он был именно таким.
И тот факт, что он уже не был таким, как прежде.
Еще на одну потерю больше.
Еще одно, о чем следует сожалеть.
Еще один кусочек траура.
Она положила голову на подголовник и посмотрела на реку, и ей захотелось, чтобы все было как тогда.
— О, Эдвард…
Глава 8
Семюэль Ти. гнал жалкие пятнадцать или шестнадцать миль в час свой старинный кабриолет Ягуар вниз по дороге вдоль реки. Движение было не медленнее и не быстрее, чем обычно, но он был немного расстроен по поводу задержки в пути, поскольку в это утро ему предстояло проделать весь путь из своей адвокатской контры в центре города в поместье Чарлмонт. Нет, сегодня он не мог не поехать, так как предстояло встретиться с одним из своих клиентов.
Хотя, если честно, Лейн скорее был семейный клиентом, чем обычным.
Большое поместье на холме было слева от него, а мутные воды реки Огайо — справа, а сверху было молочно-голубое небо, обещавшее еще один жаркий, влажный майский день. Мягкий бриз от воды трепал его волосы, благодаря открытому верху, он включил местную классическую радиостанцию, чтобы послушать лучший 9-й ноктюрн Шопена. номер 2.
Он подыгрывал левой рукой на своем бедре, продолжая вести машину, но имитировал игру довольно-таки правильно.
Если бы он не был адвокатом, как его отец, дяди и его дед, он был бы пианистом, исполняющий классическую музыку. Увы, не судьба… и не только из-за адвокатского наследия. В лучшем случае, он был способен поразить воображение обычных граждан своей игрой на пианино на вечеринках или во время Рождества, но был недостаточно талантлив, чтобы тягаться с профессионалами.
Он взглянул на пассажирское сиденье, где лежал старый портфель, которым пользовался его двоюродный дед, Ти. Бомонт Лодж-младший, как и его автомобиль, портфель был классический и принадлежал более ранней эпохе. Коричневый с множеством потайных отделений, поношенный, местам потертый на ручке и наверху было золотое тиснение инициалов. Но портфель был ручной работы, сделанный мастером Кентукки, долговечный и выглядел довольно-таки хорошо, несмотря на свой возраст, и также как во времена его дяди, он был наполнен записками, заметками и обращениями в суд.
В отличие от времен Ти. Бомонта, в нем был MacBook Air и сотовый телефон.
Семюэль Ти. собирался когда-нибудь передать портфель дальнему родственнику. Возможно, также и немного своей любви к фортепиано.
Но по поводу своих собственных детей он не задумывался. Не задумывался ни по поводу брака, ни по поводу детей вне брака, не потому, что он был религиозен и совсем не потому, что «Лоджи просто так не делают», хотя последнее, конечно, верно.
А потому, что он был достаточно умен, чтобы понять, что он неспособен быть отцом, поэтому он отказался делать то, в чем преуспеть не мог.