Доля слабых
Шрифт:
Работали люди на совесть - получавшиеся плоты этим словом язык не поворачивался назвать. Огромные квадратные туши, по дюжине шагов стороной, величественно грелись на солнце у самой воды. Не плоты, а плотищи! Яр тогда еще, в поселке Орлов, наказал вязать крупно, и Маргар не подвел, понял правильно - выходило, как надо. На такие плавучие острова навалить можно кучу всего - как ни грузи, не потонет. Делать просто - любому по силам. Мастером быть не нужно. Из плохого: медлительность, неповоротливость и износятся быстро - недолговечные. Только родичи собирались использовать эти плоты лишь единожды, и всем было плевать, что через какие-то две-три недели тростник, впитав воду, размокнет, и вся конструкция начнет расползаться. К этому времени Племя давно
***
Все же затея сына Ярада с пожаром помогла выиграть Племени нужное время. Только на третьи сутки после возвращения отряда Мудрейшего зубастое воинство достигло подходов к поселку Змей. К тому моменту родичи уже были готовы к отплытию - оставалось лишь все загрузить, да рассесться самим. Поэтому, когда с севера прилетел тревожный сигнал охотничьего рога, возвещающий о появлении тварей, люди организованно и без паники принялись спускать плоты на воду. Сначала в середку наваливалось добро, следом загонялась орущая животина, потом уже по заранее определенным местам рассаживался сам народ. Длинные шесты упирались в землю, шумно хрустел тростник, грандиозное бегство к чужим берегам начиналось.
Парящий в неописуемой голубой выси зоркоглазый орел стал невольным свидетелем необычного зрелища. Левый берег Великой Реки неожиданно начал крошиться. На протяжении мили-другой маленькие желтые точки сотнями, если не тысячами, отделившись от края земли, медленно потянулись вниз по течению, постепенно смещаясь к востоку.
Сердца людей, покидавших свою навсегда потерянную родину, разрывались на части. Щемящая душу тоска, обида на злую судьбу, безысходность... Многие женщины плакали, старики проклинали жестоких богов, суровые охотники хмурились. Но у большинства уплывавших было за что бороться. Повод не опускать руки - рассевшиеся по плотам дети и внуки, для спасения которых люди были готовы пойти на все. В том числе и, бросив свои дома, родные леса, хозяйство, привычки и всю предыдущую жизнь, отправиться в неизвестность.
***
Жизнь, несмотря ни на что, продолжалась. Жестокие обряды Безродных, среди которых, как выяснилось, водились и человеческие жертвоприношения, явились причиной нежданной отсрочки вынесенного Кабазу приговора. В тот день огласивший свое решение по судьбе пленника вождь уже было собрался заняться другими делами, когда стоявший чуть позади Варага шаман, слегка тронув локоть владыки Ургов, чуть слышно прошептал тому в ухо:
– Обожди с пленником. Грядут тяжелые времена. Под нашими небесами творятся странные и страшные дела. Возможно, скоро мне понадобиться этот мальчишка.
– Шаман, имя которого, как и велят традиции, было давно забыто, намекая на важность произнесенных слов, немного повысил голос, что обычно за ним не водилось: - Некоторые обращенные к духам просьбы следует подкреплять человеческой кровью. Пусть до поры поживет. Так нужно клану.
Вараг, конечно же, не смог отказать старику в такой мелочи, как не отказывал имевшему на него огромное влияние шаману и в более важных вопросах. Обновленный приказ вождя был озвучен во всеуслышание, и чуть не потерявшего от страха сознание, трясущегося пленника тут же накрепко привязали к вбитому посреди поляны столбу.
Потекли однообразные дни жалкого нечеловеческого существования. Парень знал, почему его пока не убили, и каждый рассвет встречал, как последний, постоянно мучаясь в ожидании неминуемой смерти. Несмотря на то, что пленника никто не стерег, возможностей бегства Кабазу не виделось. Крепкие путы, удерживавшие руки юноши за спиной, таким образом, что столб оказывался зажат между лопатками и запястьями, ни разу никто не снимал. Даже, когда приходили допрашивать, без этого обошлись.
Еще в первое утро к Кабазу явился гость - невысокого роста, видавший года мужичок, лохматый больше обычного, с маленькими свиными
Как пленник и ожидал, Безродного интересовали чудища, Бессмертный Колдун и недавняя пляска гор. Здесь серьезных тайн не было, и Кабан легко сыпал правдой, лишь немного недоговаривая про Яра. Что хорошо - подробные ответы пленника не давали особых поводов мужичку пускать в ход свои острые штуки. Убедившись, что "трусливый мальчишка" уже рассказал покойному Иржагу и другим лазутчикам все то немногое, что знал о загадочных тварях и всем остальном, Безродный завершил пытки, так толком их и не начав. Понимая, что молодой Боголюб ничего не утаивает, щербатый лишь для острастки пару раз прижег пленника головешкой, да выломал ноготь на мизинце левой руки. Боль, конечно, нешуточная, но охотнику доводилось и не такое терпеть. Пережил.
К большой радости Кабаза, вопросов про число охотников в Племени, расположение поселков разных родов, или количество имевшихся лодок, так и не последовало. Видимо, такими сведениями Безродные владели и сами. Начни свиномордый выпытывать нечто подобное, парню пришлось бы несладко. И неизвестно тогда, хватило бы пленнику воли молчать, или боль победила бы совесть.
Предполагая возможность допроса, Кабаз заранее решил даже и не пытаться переубеждать вождя, шамана, или любого другого Безродного в их твердой уверенности, что Яр злобный колдун, вызвавший своей черной волшбой сначала разрушение гор, а затем и открывший дорогу в наш мир зарбаговым тварям. Все равно ничего никому доказать не удастся, только гнев распалишь. А гнев - это новая боль, которой и так в последние время приходилось терпеть предостаточно. Пусть верят во что хотят. У него-смертника теперь только одно дело осталось - своим не навредить.
***
Пленника регулярно кормили, дважды в день подставляя миску с какими-нибудь помоями прямо к лицу. Давно поборовший брезгливость Кабаз в полной мере ощущал себя настоящей свиньей, когда дурно пахнущие объедки, размазываясь по щекам, подбородку и носу, стекали вдоль шеи на грудь. С питьем было лучше. Вода, хоть и грязная, зато без желтинки - а могли бы и мочой разбавлять. Хотя, кто его знает - запахи различать было сложно. Возможность кое-как передвигаться вокруг столба спасала парня от необходимости сидеть в собственных нечистотах, но вонь все равно убивала. Поднявшись на ноги и, царапая спину о шершавую древесину, Кабаз приставными шагами переходил на другую половину доступного ему круга, где и справлял нужду. Затем он точно таким же образом возвращался назад и, обессиленно, сползал вниз, принимая сидячее положение. В такие моменты пленник радовался, что с него полностью содрали одежду, ведь иначе штаны, приспустить которые в таком положении было бы невозможно, давно бы наполнились дерьмом под завязку.
Местные обращали на пленника мало внимания и, проходя мимо, не всегда удостаивали связанного Боголюба даже презрительным взглядом. Исключением являлись лишь дети, которые частенько, подобравшись поближе, принимались обкидывать и без того перепачканного с ног до головы обнаженного парня гнилыми фруктами, всяческими другими отбросами, фекалиями, или на худой конец просто грязью.
Только единожды ему удалось уловить тень сочувствия, в немного раскосых карих глазах длинноволосой девушки, проносившей мимо охапку травы. Брошенный мельком взгляд на мгновение задержался на пленнике и тут же отпрянул. В этих прекрасных очах, помимо боли и сострадания, удивленному юноше почудилось нечто еще, но что именно, парень понять не смог.