Должность во Вселенной. Время больших отрицаний (сборник)
Шрифт:
«Постой, что это там?!» Серая тьма внутри Шара скрадывала подробности, но дальнозоркие глаза Пеца различили в средней части «наконечника» кольцевой нарост. Вчера вечером его не было! Выходит, изменили проект и за ночь что-то там соорудили – и солидное! Ну и ну!.. Нарост ажурно просвечивал, там замечалась трудовая суета. «Еще не закончили. Значит, начали ночью, без меня, чтобы поставить перед фактом. Вот и будь здесь начальником! – Валерьян Вениаминович потянулся к информагу: – В сводке должно быть. – Но передумал. – На месте больше узнаю. Ну, партизаны!..»
(«Опять я съехал на конкретное… Но что есть общее, что есть конкретное? Вот конкретный факт: за всю зиму – хотя и мело, и таяло, и дожди шли – на башню и возле не упало ни снежинки; только по краям зоны наметало сугробы. Это стыковалось с оптической и радиоволновой непрозрачностью – а по существу непонятно. И так во всем…»)
Они подъезжали, и башня выравнивалась, выпирала горой в заполнявшем теперь небо Шаре. Водитель поддал газу: мотор заурчал громче, беря невидимый подъем.
«И искривленное тяготение до сих пор не понимаем. Шар втягивает гораздо больше гравитационных силовых линий, чем ему положено по объему… По исследованному объему, – поправил себя Пец. – Много ли мы исследовали? А если в ядре вправду что-то есть?..»
6 апреля, 8 час 26 мин 14 сек Земли
В зоне: 6 + 0 апреля, 16 час 52 мин
На уровне координатора: 6 + 2 апреля, 15 час 16 мин
На уровне К150 (крыша башни): 6 + 52 апреля, 17 час
Машина остановилась у выпяченного дугой одноэтажного здания со многими дверьми; оно замыкало ограду, как широкая пряжка – пояс. Проходная была рассчитана на пропуск четырнадцати тысяч работников; сейчас в Шаре работало семнадцать тысяч. Над входами светились аршинные буквы: над крайним слева – «А, Б, В», над соседним – «Г, Д, Е…» и так весь алфавит.
Все, время для общих мыслей исчерпалось – теперь, как головой в воду, в текучку, в частные проблемы. Пец двинулся было к своей проходной «О, П, Р»; как раз над ней тройное табло электрочасов высвечивало К-времена: от обычного по уровень координатора и его кабинета и выше. Вот и надо скорей вверх: общим правилом руководителей НИИ НПВ было не задерживаться внизу, где каждая потерянная минута стоит четверти часа.
Но в эту именно минуту прямо перед ним затормозила черная «Чайка». «Эт-то еще кого принесло?!» Из нее появился, приветливо жмуря набрякшие веки, секретарь крайкома Страшнов; он придержал заднюю дверцу, помог выбраться сухощавому седому человеку со строгим лицом.
– Значит, вам передали, Валерьян Вениаминович? – сказал секретарь, здороваясь. – А то телефона у вас дома нет. Знакомьтесь: заместитель председателя Госкомитета по труду и заработной плате Федор Федорович Авдотьин.
Пец с упавшим сердцем пожал руку, назвался. Ему не передали. «Вот так – пренебрегать сводкой ради эмпиреев! Теперь даже нет времени собраться с мыслями».
– Сразу, пожалуй, и приступим? – сказал зампред тоном человека, привыкшего, что его суждения принимают как приказы.
– Сразу не получится, – ответил Валерьян Вениаминович, чувствуя, что терять ему нечего и лучше быть твердым. – Я отсутствовал восемьдесят координаторных часов, должен войти в курс основных дел. После этого – скажем, через два координаторных часа – я к вашим услугам.
– А наше дело вы не относите к основным? – Авдотьин поднял седые брови. – Мне не нравится, как вы встречаете представителя правительства.
– Вообще говоря, я живу на свете не для того, чтобы кому-то нравиться, – кротко сказал Пец.
У зампреда от негодования отвисла челюсть.
«Ну и пусть снимают! – яростно подумал Пец. – А что я могу?!»
– Ну-ну, – примирительно сказал Страшнов, – зачем такие слова? Уверен, что все выяснится, к общему удовлетворению.
– Соглашусь с любыми выводами, – повернулся к нему директор. – А сейчас не могу сам и не рекомендую вам терять время внизу. Проходная товарища Авдотьина первая слева, ваша, Виктор Пантелеймонович, вот эта. Пропуска я сейчас закажу, сопровождающего пришлю к…
– Сопровождающего?! – гневно повторил Авдотьин. – А сами не изволите… да как вы!..
– …к проходной «А, Б, В», – закончил Пец и вежливо улыбнулся зампреду. – Вы осмотритесь, здесь у нас интересно. Распушить всегда успеете. До встречи наверху! – И двинулся к своей проходной.
Начальник охраны и – в нарушение КЗоТ – комендант зоны и башни Петренко, бравый усач в полувоенной одежде, как всегда, ко времени прихода Пеца, находился в проходной. Завидев Валерьяна Вениаминовича, он встал. Их разделял никелированный турникет и окошко табельщицы. Пец показал в раскрытом виде пропуск, девушка достала со стеллажа контрольный бланк, передала ему, он отбил на электрочасах время прихода, возвратил бланк. Табельщица поместила его в ячейку в стеллаже, достала оттуда ЧЛВ, пустила их нажатием кнопки, выдала входящему – и только после этого нажала кнопку «впуск» турникета. Процедура заняла 15 секунд: для всех, от директора до уборщицы, она была одинакова. Только ЧЛВ у Валерьяна Вениаминовича были не такие, как у других: посложнее и с экранчиком.
– Кто наверху? – спросил Пец, пожимая руку коменданту.
– Товарищ Корнев, главкибернетик Малюта, начплана Документгура, завснаб Приятель. Зискинд дежурил ночью, только ушел. Бугаев на пристани. В кабинете ваш референт Синица.
– Референту немедленно вниз, к кабине «А, Б, В» – сопровождать товарищей Страшнова и Авдотьина. Выпишите им разовые пропуска! – Валерьян Вениаминович вышел в зону.
Петренко метнулся к телефону.
…Вне НИИ был уровень К1 – и уже там, достигая остановки троллейбуса и усиливаясь к дверям проходной, всюду слышался негромкий, ненавязчивый, но устойчивый звук: невысокое гудение, прерываемое секундными щелчками. В зоне гудение стало ниже, щелчки реже – здесь был уровень К2. Это был самый простой датчик ускорения, К-датчик. Небольшие динамики находились на всех этажах, во всех помещениях. Гудение означало смену соток, сотых долей секунды – по времени Земли. На уровне директорского кабинета, Пец знал, будет уже не гудение, а негромкий треск. Выше он и вовсе разделялся на отдельные щелчки, среди которых редкие секундные выделялись громкостью и тоном.
Несмотря на свою сверхозабоченность, Валерьян Вениаминович не мог не обратить внимание на то, как чудесно изменился мир за проходной. Теперь Шар не только нависал, но и освещал. Светили верхние (бело-голубым) и средние (желто-оранжево с переходом в малиновое) этажи башни – не слабее, чем солнце в ясный день. В зависимости от расположения слоев башни, уступов кольцевой дороги на ней и крупных предметов в зоне, куда-то больше попадало бело-голубого, куда-то оранжевого, малиново-желтого… а в целом впечатление было, что уже не на Земле. Больше того, нарастающая вверх неоднородность искажала этот свет так, будто все предметы рассматривались как сквозь призму – скосом вверх; это и называли «эффектом НПВ-призмы». Нижние части предметов и людей в зоне отдавали в буро-красное, верхние в сизо-голубое. «НПВ-призма» подобным образом преломляла и звучание. Звуки, шедшие снизу: от моторов машин, лязг железа – были глуше и басовитее, чем те, что неслись сверху: от тех же машин на спирали. Писклявее были и голоса людей в кабинах портальных и башенных кранов.