Дом Цепей

Эриксон Стивен

Смычок глянул на Геслера. Буян и Тарр шагали чуть позади, вполне могли слышать, хотя пока что не предлагали своих мыслей или замечаний. — Нереализованный потенциал? О чем ты, во имя Беру?

— Не я. Корболо Дом. «Будь ублюдок достаточно твердым», говаривал он, «взял бы проклятый трон. Должен был». По мнению Дома, Вискиджек его предал, предал всех нас — и этого напан-изменник не простит никогда.

— Тем хуже для него, — прорычал Смычок, — ведь все шансы на то, что Императрица для последней битвы вышлет сюда всю генабакисскую армию. Дом сможет лично выразить возмущение Вискиджеку.

— Приятная мысль, — засмеялся

Геслер. — Но я к тому, что нужно иметь достойного командира, чтобы в него верить. Почти всем нам не досталось такой роскоши. Так что чувства у нас совсем иные. Вот о чем я пытаюсь сказать.

Аренский Путь проплывал по сторонам. Он был превращен в обширный храм под открытым небом — каждое дерево увешано фетишами, тряпичными цепями; на коре виднелись грубо намалеванные фигуры — подобия солдат, распятых воинами Корболо Дома. Почти все солдаты сзади и впереди Смычка молчали. Пусть над головой был простор синего неба, дорога навевала уныние.

Шли разговоры насчет порубки деревьев, но один из первых приказов Адъюнкта по прибытии в Арен это запретил. Смычок гадал, не жалеет ли она о своем решении.

Его взгляд коснулся одного из армейских штандартов, едва заметного среди поднятой пыли. Она хорошо поняла всю историю с костями, поняла, что они перевернули знамение. Новый штандарт был отличным доказательством. Темная фигура с тонкими руками и ногами, поднимающая над головой кость. Нарисованные тусклыми красками детали едва заметны на желтоватом поле; по краям вплетена веревка имперских цветов — красного и темно-серого. Фигура, бросающая вызов песчаной буре. Любопытное дело: этот штандарт вполне можно представить над головами мятежников Апокалипсиса, словно Тавора и Ша'ик — две армии, две противоположные силы — в некотором смысле являются взаимными отражениями.

«Взаимные отражения. Возможно, не только Тавора и Ша'ик. А Тавора и Колтейн? Вот мы, идущие вспять по вымокшей в крови дороге. Лишь немногие дошли с Колтейном до ее конца. С нами будет то же самое? Какой я увижу Тавору в день противостояния с Вихрем? А как насчет МОЕГО возвращения? В Рараку, пустыню, видевшую мое уничтожение и таинственное обновление — устойчивое обновление, ведь я не выгляжу на свои годы и не ощущаю себя стариком. Так было со всеми Сжигателями Мостов, словно Рараку украла часть нашей смертности и заменила на… что-то другое».

Он оглянулся на свой взвод. Никто не отстает; уже добрый знак. Он сомневался, что все пришли в форму, нужную для такого похода. Первые дни окажутся самыми трудными, а потом маршировка в доспехах и с оружием станет привычкой, второй натурой — пусть и не особо приятной натурой. Эта страна убийственно жаркая и сухая, горстка слабых целителей в ротах запомнит поход как бесконечный кошмар борьбы с переутомлением и обезвоживанием.

Пока нет способа оценить взвод. Верно, Корик выглядит бойцом от природы, бронированным кулаком, в котором нуждается всякий взвод. А привычное лицу Тарра упрямое выражение намекает на стойкую волю — такого так просто с пути не подвинешь. В подружке Улыбе есть что-то, назойливо напоминающее ему Печаль: этот вечный холод во взоре свойственен убийцам. Интересно, что у нее в прошлом? В Бутыле недоверчивая удаль молодого мага, хотя он вряд ли продвинулся далее пары заклинаний на основе силы одного из малых садков. Ну, а насчет последнего солдата ему беспокоиться не стоит. Таких,

как Каракатица, немало за жизнь повидал. Почти что Еж, только толще и глупее. Получить Каракатицу, это… все равно что вернуться в дом родной.

Проверка еще нагрянет, и если окажется жестокой, то выжившие закалят характер.

Они вышли с Аренского Пути; Геслер указал на последнее дерево слева. — Там мы его и нашли, — сказал он тихо.

— Кого?

— Дюкера. Мы не сказали, потому что наш парень — Правд — так надеялся… А потом тело историка пропало. Его украли. Ты сам видел рынки Арена — сушеные куски плоти, которые будто бы принадлежали Колтейну, Балту или Дюкеру. Ломаные кинжалы, обрывки головных уборов из вороньих…

Смычок чуть поразмыслил и вздохнул: — Я видел Дюкера лишь один раз, и то издалека. Простой солдат, которого Император счел достойным обучения.

— Настоящий солдат. Он стоял в передней шеренге со всеми. Старый замшелый ублюдок с коротким мечом и щитом.

— Да, но он чем-то привлек взгляд Колтейна, недаром его назначили вести беженцев.

— Думаю, не солдатские навыки тому причиной, Смычок. Он был Имперским Историком. Колтейн хотел, чтобы его повесть была рассказана, причем верно.

— Ну, как оказалось, Колтейн сам рассказал повесть, и никакие историки не понадобились. Так?

Геслер пожал плечами: — Как скажешь. Мы недолго были с ним, только забрали раненых на корабль. Я чуть потолковал с Дюкером и капитаном Луллем. А потом Колтейн сломал руку, ударив меня в нос…

— Он что?.. — Смычок захохотал. — Не сомневаюсь, ты заслужил…

Буян подал голос сзади: — Сломал руку, да. И твой нос тоже.

— Мой нос ломали так часто, что в тот раз он по привычке сломался, — отвечал сержант. — Да это был простой втык.

Буян фыркнул: — Он повалил тебя наземь, как мешок с репой! Сам Арко не смог…

— Никакого сравнения, — буркнул Геслер. — Видел я раз, как Арко ударил по кирпичной стене. Три удара — ну, не более четырех — и она вся развалилась, только пыль полетела. Ублюдок-напан умел втыкать.

— А для тебя это важно? — спросил Смычок.

Геслер кивнул с серьезным видом: — Только так командир и может заслужить мое уважение, Скрип.

— Планируешь испытать Адъюнкта?

— Может быть. Ну, я, конечно, сделаю скидку — она благородная и так далее.

За потрепанными воротами Аренского Пути и руинами брошенной деревушки им стали видны скачущие по сторонам разведчики — виканы и сетийцы. Смычок был доволен. Налеты и обстрелы могли начаться в любое время, ведь стены Арена остались далеко. По слухам, большинство племен забыли о привилегиях, дарованных им Малазанской Империей. У таких народов старые привычки всего лишь спят — неглубоко, под самой поверхностью.

Местность впереди и по сторонам выглядела выжженной солнцем и неровной; даже дикие козы здесь были тощими и беспокойными. Повсюду были видны курганы с плоскими вершинами — кучи мусора, отмечавшие места расположения давно мертвых городов. Рваные холмы и гребни пересекали полуразрушенные дорожные насыпи.

Смычок утер пот со лба. — Хотя мы свежи, не пора ли ей…

Рога заревели вдоль длинного поезда обоза. Продвижение прекратилось, команды водоносов откупоривали бочки, оглашая воздух перебранкой. Смычок принялся осматривать взвод. Все уже сидели или лежали; длинные рукава рубах промокли от пота.