Дом Цепей
Шрифт:
Раздался сдавленный кашель, кто-то выступил вперед.
Глаза ребенка тотчас же отыскали вышедшего. Спрятанные в рукавах руки вытянулись. Один рукав соскользнул, обнажая крошечную ладонь, и в ладони этой была зажата кость. Длинная человеческая кость. Мужчина замер на середине шага.
Казалось, сам воздух зашипел над плац-парадом: четыре тысячи солдат одновременно выдохнули.
Гамет ощутил дрожь. Обратился к вышедшему из строя. — Капитан Кенеб, — произнес он громко, пытаясь подавить накатывающий ужас, — советую забрать паренька. Сейчас же, пока он не начал… гм… пищать.
Лицо
— Неб! — крикнул сосунок, когда капитан подхватил его на руки.
Адъюнкт Тавора бросила Гамету: — За мной! — Они отошли вдвоем. — Капитан Кенеб, так?
— Проо… прошу прощения, Адъюнкт. У мальца есть нянька, но он, кажется, задался целью ускользать от нее при каждой оказии… есть заброшенное кладбище за…
— Он ваш, капитан? — резким тоном спросила Тавора.
— Можно считать, Адъюнкт. Сиротка из Собачьей Упряжки. Историк Дюкер отдал его под мою заботу.
— Имя есть?
— Гриб.
— Гриб?
Кенеб пожал плечами, извиняясь: — Пока что, Адъюнкт. Вполне подходит…
— И Восьмой легион не старше. Верно. Отведите его к няньке, капитан. А завтра увольте ее и наймите новую… трех сразу. Ребенок пойдет с армией?
— У него больше никого нет, Адъюнкт. Среди обозной прислуги найдутся семейные…
— Я понимаю. Займитесь делами, капитан Кенеб.
— Я… простите меня, Адъюнкт…
Но она уже отвернулась, и лишь Гамет расслышал вздох и слова: — Слишком поздно для извинений.
Она была права. Солдаты — даже новобранцы — умеют узнавать знамения. Ребенок, пришедший по следам женщины, готовой вести армию. В руке кусок выбеленной солнцем бедренной кости.
«Боги подлые…»
— Худовы яйца на вертеле!
Проклятие прозвучало негромко, в рыке солдата слышалось отвращение.
Смычок подождал, пока Каракатица положит свой мешок под койку. Превращенные в казармы конюшни вместили уже восемь взводов, тесные стены пропахли свежим потом и… застарелым страхом. Кто-то блевал в дырку для слива мочи.
— Давай выйдем, Карак, — сказал, чуть подумав, Смычок. — Я подберу Геслера и Бордюка.
— А я лучше напьюсь, — буркнул сапер.
— После оба напьемся. Но сначала нужно провести короткую встречу.
Его приятель колебался.
Смычок встал с матраца, подошел ближе. — Да, это важно.
— Хорошо. Веди нас… Смычок.
Как оказалось, Буян тоже прибился к группе ветеранов, молча протискавшихся мимо бледных рекрутов (многие закрыли глаза и неслышно бормотали молитвы) и вышедших во двор.
Там было пусто. Лейтенант Ранал — показавший себя полнейшим неумехой на построении — сбежал в главный дом за миг до появления своих взводов.
Все смотрели на Смычка. Он и сам изучал россыпь лиц. Несогласных со смыслом знамения тут нет, и сам Смычок возражать не намерен. «Дитя ведет нас к смерти. Кость ноги означает поход, истощение под лучами проклятого солнца пустыни. Мы прожили слишком долго, повидали слишком многое, чтобы отвергать грубую истину: армия новобранцев уже видит себя армией мертвецов».
Несвежее лицо Буяна скривилось под рыжей бородой — слишком горькое выражение, чтобы сойти
— Знаю, — оборвал его Смычок. — Среди нас дураков нет. Но сейчас я прошу слушать меня без пререканий. Я говорю. Вы слушаете. Когда закончу, дам знать. Согласны?
Бордюк повернул голову, харкнул. — Ты Худом клятый Сжигатель Мостов.
— Был. А у тебя с этим проблемы?
Сержант Шестого взвода оскалился: — Я о том, сержант, что я готов слушать. Как пожелаешь.
— Как и мы, — буркнул Геслер. Буян молча кивнул.
Смычок поглядел на Каракатицу: — А ты?
— Только потому, что это ты, Скрипач, а не Еж. Прости, Смычок.
Глаза Бордюка расширились: он узнал имя. И сплюнул еще раз.
— Спасибо.
— Рано благодарить, — сказал Каракатица, но сгладил резкость тона слабой улыбкой.
— Ладно, начну с истории. Было это с Ноком, адмиралом… хотя тогда он был не адмиралом, а командиром шести дромонов. Буду удивлен, если кто-то из вас слышал эту историю, но если и слышали, молчите. Вы тогда сами поймете, к чему я веду. Шесть дромонов, идущих наперерез флоту Картула в три пиратских галеры, благословленных жрецами Д» рек. Осенней Змеи. Да, вы знаете прозвище Д» рек, но я произнес его для пущего впечатления. Ну, так флот Нока встал у Напанских островов, вошел в устье реки Кулибор, чтобы наполнить бочки свежей водой. Так поступают любые корабли, идущие в Картул или из него в Пучину. Шесть кораблей, набирающих воду, бочки под палубами.
В полудне от Напанских островов помощник кока на флагмане вскрыл первую бочку. Из дыры выпала змея. Паральтовая змея. Обвила парню руку. Впилась в левый глаз. Он с воплями выбежал на палубу, а змея крепко держалась челюстями, обвивала шею. Что ж, парень смог шагнуть два раза и умер, упал уже белый, словно солнцем пропеченный двор. Змею убили, но, как понимаете, слишком поздно.
Нок был молод и просто пожал плечами, отметая эту «чепуху». Но когда весть разошлась и матросы начали страдать от жажды на корабле, забитом бочками со свежей водой — никто не решался их открыть — он пошел и сделал очевидное. Вскрыл вторую бочку. Повернул набок собственными руками. — Смычок помедлил. Похоже, никто не знает истории. Он видел, как они внимательны.
— Проклятая бочка кишела змеями. Они полились на палубу. Чертово чудо, что Нока не укусили. Видите ли, это было всего лишь начало сухого сезона. Паральтовы змеи уходили из реки в море. Все бочки на всех шести галерах были полны змей.
Флот так и не вступил в бой с картулианцами. Когда они вернулись к Напам, половина людей на бортах погибла от жажды. Все корабли продырявили вне гавани, набили приношениями Д» рек Осенней Змее и послали в глубины. Ноку пришлось ждать еще год, чтобы разбить жалкий флот Картула. Еще два месяца, и остров был завоеван. — Он замолчал, качая головой. — Нет, я не закончил. Это история о том, как не надо делать. Вы не уничтожите знамение, воюя с ним. Нет, нужно сделать наоборот. Проглотить его.