Дом Цепей

Эриксон Стивен

Теперь он может касаться внешнего мира, получив две призрачные человеческие руки — руки, от которых будто бы отказался бог. «Но Фенер бросил меня, или я бросил Фенера? Кто из нас более… обнажен?»

Этот лагерь, эта война — эта пустыня — все придумано, чтобы скрыть позор. Он прячется. Но придет день, знал Геборик, и ему придется вернуться в ужасные пустоши прошлого, на остров, где ждет каменный великан. Вернуться. Ради чего?

Он всегда думал, будто Фенер взял отрубленные руки, чтобы хранить до дня сурового суда. Это право Клыкастого. Геборик принял свою судьбу, насколько это было возможно. Но казалось, нет конца изменам, которые изгнанный жрец может сотворить

против своего бога. Фенера вытащило из его королевства, он брошен и пленен этим миром. Отрубленные руки нашли нового хозяина, хозяина столь великой силы, что он может воевать с самим отатаралом. Но он не отсюда. Геборик понял, что нефритовый гигант — пришелец, захватчик, посланный из иного мира ради неведомой цели.

Но он не смог ее исполнить — кто-то его пленил.

Геборик отпил чая, молясь, чтобы наркотик оказался способным ввести его в мертвецкий сон. Он начинал терять эффект — или, скорее, жрец начал привыкать к его действию.

Каменный лик манит.

Лик пытается что-то сказать.

Полог палатки зашелестел и был откинут на сторону.

Вошла Фелисин. — Ага, еще не спишь. Хорошо. Мать зовет тебя.

— Сейчас?

— Да. Утром произошли три события. Нужно обсудить последствия. Мать ищет твоей мудрости.

Геборик кинул печальный взор на глиняную чашку с дымящимся чаем, что была зажата в незримых руках. Холодный, он становится не лучше подкрашенной воды. — Мне не интересны события вовне. Если она желает мудрых слов, то будет огорчена.

— Я так и говорила, — заявила Фелисин Младшая с озорным блеском в глазах, — но Ша'ик настаивала.

Она помогла ему надеть плащ и вывела наружу, положив на спину легкую, как бабочка, руку.

Ночь оказалась ледяной. Повсюду висела оседающая пыль. Они шли по извитым улочками между юрт, храня молчание.

Миновали помост, с которого Ша'ик Возрожденная впервые выступала перед толпой, потом прошли осыпавшиеся ворота, ведущие к огромному многокомнатному шатру — дворцу Избранной. Стражи не было, но присутствие богини казалось ощутимым. Стылый воздух словно давил на головы.

Мало тепла было в первой из комнат за пологом шатра, но за каждой новой завесой температура росла. Дворец был путаницей изолированных комнатушек, почти всегда пустых и мало отличимых одна от другой. Наемный убийца, сумевший пройти внутрь, почему-то избегнув внимания богини, быстро заблудился бы. Путь к покоям Ша'ик следовал сложному, извитому маршруту. Ее комната не находилась в центре и даже не в средней части дворца, как можно было ожидать.

Плохо видящий Геборик сразу путался среди бесконечных поворотов; ему так никогда и не удалось понять расположение конечной цели пути. Вспоминалось бегство из рудников, тяжкое путешествие к западному берегу острова — их тогда вел Боден, Боден, чье чувство направления оказалось необычайно, почти пугающе острым. Без него Геборик и Фелисин погибли бы.

«Крючок, не иначе. Ах, Тавора, ты не ошиблась, доверяя ему. Лишь сама Фелисин все спутала. Нужно было предвидеть. Что же, сестра, ты смогла просчитать многое… но не это».

Они вошли в квадратную, с низким потолком палату, которую Избранная — Фелисин Старшая — назвала тронным залом. Там действительно имелся помост, некогда служивший основанием очага; его увенчивал выцветший стул с высокой спинкой и мягкой обивкой. На подобных этому советах Ша'ик неизменно размещалась на сомнительном троне и не покидала его, пока присутствовали советники; она даже не вставала, чтобы посмотреть на расстеленные полководцами на кожаном полу карты. Если не считать Фелисин Младшей, Избранная казалась

здесь самой малозначительной персоной.

Геборик гадал, страдала ли Ша'ик Старшая такой неуверенностью в себе. Вряд ли.

Комната была полна людей. Из вождей армии и приближенных Избранной отсутствовали лишь Леомен и Тоблакай. Тут не было других стульев, однако вдоль трех полотняных стен лежали разнообразные подушки. На них и расположились командиры. Геборик пробрался в дальний угол слева — Фелисин за ним — и занял место в нескольких шагах от тронного помоста.

Какое-то постоянное колдовство освещало палату, причем свет согревал воздух. Геборик отметил, что все расселись на привычных местах; хотя его глазам они представлялись размытыми пятнами, он всех узнал. Напротив трона сидел полукровка-напан Корболо Дом — выбритая тускло-синяя голова покрыта шрамами. Справа разместился верховный маг Камист Рело, необычайно тощий, похожий на скелет; седые волосы были очень коротко пострижены, завитая борода переходила в бакенбарды, между которыми прятались запавшие глаза. Слева от Корболо сидела Хенарас, ведьма, изгнанная по неведомым причинам из какого-то пустынного племени. Магия поддерживала в ней видимость юности; томный блеск глаз стал результатом действия тральба, яда местных змей — она принимала его, чтобы стать неуязвимой для покушений. Рядом с ней — Файэлле, толстая и постоянно нервничающая женщина. Геборик мало ее знал.

Напротив отставного жреца сидели Л'орик, Бидитал и Фебрил, бесформенный под огромной шелковой телабой. Крошечные черные глазки блестели из тени широкого, похожего на раздутую шею пустынной кобры капюшона. Два верхних зуба казались клыками из-за золотых коронок. Говорили, что в них содержится эмулор, яд некоего кактуса, дарующий не смерть, а вечное отупение.

Последний из вождей восседал слева от Фелисин. Матток, любимый в племенах пустыни высокий чернокожий воин, наделен был врожденным благородством, впрочем, способным раздражать окружающих (пожалуй, лишь Леоман оставался равнодушным к жесткой надменности вождя). Впрочем, поводов не любить Маттока находилось мало: он всегда оставался вежливым, сочувствующим, быстрым на улыбку — возможно, слишком быстрым, как будто он считал любые слова окружающих не стоящими серьезного внимания. Кроме слов Ша'ик, разумеется.

Когда Геборик сел, Избранная пробормотала: — Ты сегодня с нами, Руки Духа?

— Почти весь, — отозвался он.

В ее голосе слышалось скрытое напряжение. — Лучше будь весь, старик. События развиваются… удивительно. Катастрофы поразили далекую Малазанскую Империю…

— Давно ли?

Ша'ик удивилась такому вопросу, но Геборик не стал продолжать.

— Менее чем неделю назад. Садки сотряслись все до одного, словно от землетрясения. В армии Даджека Однорукого остаются сочувствующие восстанию, они сообщили подробности. — Она подала знак Л'орику. — Я не намерена говорить всю ночь. Изложи суть событий, Л'орик, для Корболо, Геборика и тех, что еще не знают о происходящем.

Мужчина склонил голову: — Рад исполнить, Избранная. Те из вас, что пользуются садками, без сомнения, ощутили отзвуки жестокой перекройки пантеона. Что же именно произошло? Первый ответ: попросту говоря, это узурпация. Фенер, Летний Вепрь, был во всех смыслах свергнут с позиции важнейшего бога войны. — Он оказался достаточно великодушным и не взглянул на Геборика. — На его месте Первый Герой Трич. Летний Тигр…

«Свергнут. Моя и только моя вина».

Глаза уставившейся на Геборика Ша'ик сияли. Разделяемые ими тайны словно потрескивали в воздухе, незримые для всех прочих.