Дом дервиша
Шрифт:
— Пойдем! — кричит Аднан.
Он ставит Айше на землю, но не выпускает ее руку и тащит мимо ночных прохожих, через ряды каких-то подозрительных предметов, затянутых брезентом, прямо на проезжую часть, пританцовывая и останавливая грузовики и туристические автобусы взмахом руки. Мимо проносится трамвай. Айше визжит, Аднан успевает выхватить ее из пасти убийственного монстра и ведет между скутеров и «фольксвагенов», а потом вдоль улицы, мимо магазинов, теснящихся вокруг Новой мечети. Здесь, в арке, рядом с закрытыми подъемными ставнями красного цвета, над которыми висит завиток глицинии, Аднан привлекает ее к себе. Айше прижимается к нему — это объявление не только любви, но и войны — она хочет, чтобы муж почувствовал ее живот, силу и красоту ее бедер. Какой-то парень в кожаной куртке презрительно усмехается, глядя на них. Аднан непристойно хохочет, но тянет ее дальше, вглубь Султанахмета. В этой старинной столице империи нет места любовникам.
На улице Ходжапаша за крошечной мечетью Айше толкает мужа к дверному проему. Его отличные брюки, надетые по случаю сделки, расстегнуты, а тяжелый, почти уже твердый член у нее в руке. Она уже придумала, что с ним делать, и тут на решетке через дорогу зажигаются огни. Айше заливается смехом и резко отворачивается, бежит и смеется в лабиринте мощеных улочек Джаалоглу. Вдали от главных улиц Султанахмет пуст. Закрытые витрины излучают память о дневной жаре. Айше останавливается посреди переулка в тени пыльных ветвей миндаля и проворно снимает трусики. Аднан догоняет ее, забирает из руки жены прозрачный треугольник и прижимает к лицу.
— Вот это я называю изысканным букетом! Исключительный урожай!
Айше выхватывает трусики и запихивает их Аднану в рот, истерически смеясь, когда он чавкает, как голодное чудовище. Какая-то припозднившаяся дама с авоськой в руке переходит дорогу чуть поодаль. Она в ужасе смотрит на Аднана, у которого изо рта торчат трусики.
— Ага! — ревет он, размахивая руками.
Женщина несется прочь, еще плотнее закутываясь в плащ чаршаф, чтобы защититься от аморальной ночи. Айше и Аднан все смеются до колик, когда заходят в лифт многоярусной парковки. Платье у Айше задрано. Она обвивает ногой талию Аднана, а спина прижимается к кнопке экстренного вызова, и тут лифт останавливается, дверь открывается, и за ней стоит парень нездорового вида в плохо сшитом костюме с плохой прической. Он моргает, а маленький рот открывается.
— Мы вверх, — сообщает ему Аднан.
Они вываливаются из лифта и садятся в свою «ауди». Это единственная машина на всем этаже.
— Два миллиона евро! — кричит Аднан, и крик возвращается эхом, отражаясь от обтесанных столбов и бетона, отполированного множеством шин. — Два миллиона евро!
Никто не испорчен настолько, чтобы трахнуться на пустой многоярусной автостоянке. Но Айше не отпускает член Аднана, пока он на третьей передаче едет к выходу, вцепившись в руль. Шины визжат — это духи старой автостоянки. Если попадется какая-то лужица бензина, нам крышка, думает Айше. Нет, не может быть. Не сегодня.
На улице Аднан переключает машину в режим автопилота. Айше льнет к нему, открываясь его прикосновениям. Она ласкает его легонько, скорее дразнит — всю дорогу, пока они пробираются между долмушами на трассе 01. На мосту Айше чувствует, как Аднан убирает большой палец с ее клитора. Автопилот со щелчком выключается. Газовая турбина ржет, как горделивый жеребец. Ускорение вжимает Айше в сиденье. Это потрясающая машина. Мост в Азию кажется аркой света. Высоко над темной водой, между континентами. Внизу видны корабли. Освещенные лучами прожекторов турецкие флаги стоят, словно маяки, на холмах азиатского побережья. Луны и звезды безвольно повисли. Ночь не дает отдохновения от жары. А там внизу, где темные воды граничат со светлым берегом, стоит ялы мечты Аднана. Твоя секретная сделка поможет нам ее купить, а моя секретная сделка поможет нам перебраться в ту ялы, о которой ты по-настоящему мечтаешь, в ту, что осталась за спиной, на европейском берегу.
Айше курит. Даже ночью поток машин не иссякает. «Ауди» мчится мимо бесконечных грузовиков, которые движутся с запада в пасть великому Стамбулу. Айше отодвигается к окну, чтобы посмотреть на пятна дешевых домов и магазинов. Она складывает губы трубочкой, и дым льется изо рта, как вода. Острые минареты, серебристые купола, дешевые мечети, построенные на деньги саудовцев, чужие и глупые. Шатаются какие-то юнцы. Среди них модна спортивная одежда. Вот полиция остановила грузовик. Три машины с копами. На грузовике буквы армянского алфавита, помятый водитель в грязной одежде, который равнодушно стоит рядом, проделал еще более долгий путь с востока.
Они кажутся единственными страстными существами на Ферхатпаше, когда пересекают все еще теплый бетонный пол от гаража к холлу. Скоростные катера, повозки, запряженные лошадьми, и блистательные анонсы отошли в прошлое, как и вечер ярких огней, хороших костюмов, туфель на каблуках и сделок на миллионы евро. Ферхатпаша в такое не верит. Айше все еще хочет мужа, муж тоже хочет ее, но каждую секунду скучная и тусклая атмосфера Ферхатпаши остужает их жар.
Аднан скидывает ботинки в прихожей, бросает пиджак, галстук и рубашка летят на пол в гостиной. Мужчина должен сам раздеться ниже пояса. Она так и не смогла его научить. Ленивый мальчишка с пляжа в Каше.
— Минуточку подожди! Во всеоружии подожди! Я собираюсь трахать тебя, пока твои яйца не станут напоминать курагу.
Быстро пописать. Ей очень нужно. Но когда она подмылась и осталась в одних чулках, которые так понравились мужу, и на убийственных каблуках, он уже лежит на кровати, раскинувшись в позе морской звезды лицом вниз, и храпит.
СРЕДА
5
С раннего утра все работают на площади Адема Деде, вооружившись швабрами и ведрами, шлангами и тряпками, чистящими средствами и растворителями для краски. На лестницах, перевешиваясь через балкон, на стульях, все усердно оттирают детали резных дверей зубными щетками, склонившись над автомобилями, точечно закрашивают специальными карандашами от царапин оранжевые пятна. Хафизе отдраивает ступеньки перед входной дверью в галерею Эркоч и отмывает пятна на резьбе, заодно избавляясь и от граффити с цветочными завитками, она закатала рукава и штанины самым бессовестным образом от духоты и усилий. Госпожа Дурукан перегнулась через балкон и с энтузиазмом поливает из шланга фасад дома, а заодно и прохожих, словно бы это их вина; прохожие отвечают злобными окриками. Роликовые ставни спасли Кенана от атаки роботов с краской. Даже бесстыжая грузинка ползает на коленках по балкону, спрятав волосы под платок. Временное перемирие объявлено между Бюлентом и Айкутом, пока они очищают от краски столы, стулья и витрины нейлоновыми губками для мытья посуды. Оранжевые ручейки бегут по площади, перемешиваются и исчезают в канализационных стоках и случайных трещинках между булыжниками на мостовой, льются ярким водопадом по ступеням Киноварного переулка. Если бы был полицейский сканер, то можно было бы составить карту водных путей Эскикей, думает Георгиос Ферентину, сидя за только что вымытым столом рядом с чайханой Бюлента. Еще один секретный Стамбул. Его собственный кусок дома дервиша остается решительно пятнистым. Первый же дождь смоет всю краску.
— Я думаю обратиться в суд, подать иск, — бурчит Бюлент, выжимая швабру и выплескивая очередное ведро в канализационный люк.
— На полицию? Не трать зря время, — говорит Лефтерес.
— Нет. — Бюлент кивает в сторону мейхане Айкута. — На него.
На несколько минут воцаряется неловкое молчание.
— Лучше бы не начиналось, — говорит Лефтерес.
— Все уже начинается, хотим мы того или нет, — говорит отец Иоаннис. Огромная темная фигура в облачении и с бородой. Сегодня он еще тише и задумчивее, чем обычно. Георгиос замечает, что отец Иоаннис без остановки перебирает молитвенные четки. — Вчера вечером они снова были у церкви. Написали из баллончика: «Всевышний велик. Неверные сгорят. Греки педики».
— Ты не пытался поговорить с Хюсейином Яшаяном? — Хюсейин Яшаян был имамом маленькой Тюльпановой мечети и блестящим историком-любителем, изучавшим типажи и характеры Бейоглу. Георгиос часто опирался на изумительные знания имама для составления альтернативных карт Стамбула.
— Я ему звонил. Но он тоже мало что может поделать с Хизиром.
— С Зеленым святым? У нас проблемы.
— Хюсейин упомянет о добрососедских отношениях во время пятничной молитвы, но это не его прихожане делают. Это низовая, народная религия. Храни нас Господь от молодых людей с этой их верой. Хюсейин боится их не меньше нашего. Он обязан сообщать о подобных случаях в министерство по делам религии, но в таком случае его мечеть сожгут сразу после нашей церкви. Это плохо кончится.