Дом дервиша
Шрифт:
Бесхун убирает стакан и пепельницу под стул. Айше боится, что горящая сигарета теперь слишком близко от сена для морских свинок. Бесхун ставит коробку на бок, чтобы карточки чуть-чуть высунулись наружу, а потом ослабляет поводок кролика, берет его на руки, прижимается носом к его маленькому подвижному носику, а ртом к маленькой пасти и нашептывает какие-то заклинания. Айше вздрагивает.
— Это Сюлейман.
— Надо задать вопрос.
— Нет, дорогая. Сюлейман и так знает.
Бесхун переворачивает кролика вниз головой трижды, приговаривая:
— Стань моим ухом, стань моим слухом, стань моим ртом, все мне расскажи потом, правду расскажи,
Кролик Сюлейман трясет ушами, нюхает ряд карт, проходя его целиком три раза, а потом тыкается носом в одну из карт. Бесхун берет ее и кладет лицом вниз на стол. Кролик выбирает еще две карты. Бесхун аккуратно раскладывает их, а потом целует Сюлеймана промеж ушей, прежде чем снова пристегнуть его на поводок.
Бесхун с большой осторожностью переворачивает первую из карт. Аль-Баис. Одно из прекрасных имен Аллаха, написанное на арабском фломастером.
— Воскрешающий свои создания в день Страшного суда, — произносит Бесхун.
Она переворачивает вторую карту. У Айше перехватывает дыхание. Театральность — более половины успеха любого оракула. Это старая карта, бумага пожелтела и вытерлась по краям, углы подклеены пожелтевшей клейкой лентой. На карте строка из Руми. [83]
— «Странная неизведанная доселе сладость растеклась по телу, и губы упивались сладким вкусом флейты и губами музыканта», — читает Бесхун.
83
Выдающийся персидский поэт-суфий.
Бесхун переворачивает третью карту. Там целый клубок строк на арабском. Пчелы, нарисованные фломастером и карандашом, жужжат вокруг слов, у некоторых в лапках маленькие ведра с медом. Это сура шестнадцатая.
— «И внушил Господь твой пчеле: „Устраивай себе жилища в горах, в деревьях и в людских постройках. Питайся всеми плодами, летай смиренно по путям, устроенным твоим Господом“. Из внутренностей их питье выходит сладкое различных цветов. В нем есть исцеление и польза для людей». [84]
84
Сура «Пчелы», 16:68–69.
Бесхун пододвигает карты в центр стола.
— Ну что, дорогая? Тебе ответили?
— А вы что думаете?
— Ты его не найдешь. В Стамбуле слишком много секретов, слишком много историй.
Айше оставляет на столе еще одну банкноту в двадцать евро. Она медленно идет в солнечных очках по проспекту Йени-Джами, ослепленная солнцем после темноты рынка, и вдруг у нее начинает нехорошо сосать под ложечкой: она тут не одна. Она не понимает, как это узнала, но за ней определенно следует машина. Айше ставит сумку на коробку с кнопкой, которую надо нажать, чтобы загорелся зеленый свет светофора, и пользуется этой возможностью, чтобы просканировать улицу. За рулем автомобилей мужчины. Это может быть любой из них. Водитель серебристой «шкоды» задержал на ней взгляд чуть дольше положенного? Богатства и заговоры. Скрытые истории. Магическое мышление. Ей нужно заглянуть в книжный и найти потерянных дервишей.
Маленький детектив и его закадычный друг робот-обезьяна пробираются по темным заброшенным коридорам вверх и вниз по затерянным лестницам. За сто с лишним лет после того, как Анкара
Сначала формальности. Джан вынимает беруши, аккуратно очищает их от ушной серы, чешуек кожи и всякого дерьма, что на них скапливается. Слышимый мир обрушивается на него. Сердце глухо стучит, но не в панике, хаотичные узоры из ионов натрия поляризуются и деполяризуются на его поверхности, но в чистом восторге от того, что полноту обрели все те звуки, что он ощущал лишь кончиками пальцев. Господин Ферентину заваривает чай. Джан не любит чай, но любит, когда ему предлагают чай. Это настоящий мужской разговор.
Господин Ферентину в плохом настроении сегодня утром. Он открыл дверь в плохом настроении, он заваривал чай в плохом настроении, он с дребезгом поставил на стол блюдца в плохом настроении.
— С вами все нормально? — спрашивает Джан.
Господина Ферентину застает врасплох прямолинейность вопроса. Он сердится, фыркает, а потом смягчается.
— Я кое с кем поссорился.
— Люди в вашем возрасте ссорятся?
— Люди никогда не перестают ссориться, — говорит Ферентину. Джан думает о тех вибрациях, что время от времени доносятся до него через стенку спальни по ночам, очень мягкие, ритмичные звуки, высокие и низкие, сначала долго-долго говорит мать, потом коротко отец и снова долго-долго мать. Родители ссорятся, когда знают, что сын их не слышит. — В моем возрасте ссориться опаснее, поскольку есть вероятность, что не успеешь помириться.
Джан понимает, что он говорит о смерти. Джан знает о смерти. Он вынужден думать о ней каждый день.
— И что вы сделаете?
— Я помирюсь до того, как этот упрямый придурок помрет. Я ему позвоню. Боже, что за болван.
Джан кладет пластиковый пакетик с уликой на стол. Он с трудом сдерживается, ерзает на кресле.
— Я кое-что нашел. Это ключ.
— Что ты сделал? — спрашивает господин Ферентину.
— Тот кусок робота, что я нашел… я запостил его фотку на сайте конспирологов.
— На сайте конспирологов?
— Ну да, Gladio.tr.
Господин Ферентину закатывает глаза и что-то произносит на своем тарабарском языке. Джан понимает, что это плохой знак.
— Да будет вам известно, юноша, что МИТ следит за такими сайтами.
— Но у меня улика, — упорно твердит Джан. Его битбот принял обличье Крысы и сидит теперь на плече, шевеля силиконовыми усиками. — Я нашел того робота, ну того, что гнался за мной.
— Похоже, мы увязли по самые уши. Расскажи, что ты нашел.