Дом дервиша
Шрифт:
— Они взяли у меня отпечатки пальцев. А этот порошок не отстирывается. Он повсюду на платье, оно испорчено, я его больше не надену. Взяли ДНК. Заставили открыть рот и шерудили там ершиком, как будто я автоугонщик или что-то типа. — Она зажгла очередную сигарету, запрокинула голову, вдохнула дым, а потом выпустила его голубоватой дымкой — Аднана всегда возбуждала эта киношная изысканность. — Но я нашла его. Он был в моих руках. Я открыла гроб и заглянула внутрь, впервые за двести пятьдесят лет. Я дотронулась до него. Такой сладости я никогда не испытывала до и впредь не испытаю. Он был у меня в руках.
— Бекдил вроде нормальный, — вставляет Аднан.
— Да к черту Бекдила. Нет, он нормальный,
— Что тебя взяли в рамках более крупной операции по борьбе с контрабандой.
— Ну меня это не особо утешает. Он сказал тебе, в вывозе конкретно какого артефакта из страны меня обвинили?
— Какого-то Медового кадавра…
— А ты знаешь, что это? Это легенда. Сказка. Яйца птицы Рух, лампа с джинном внутри или летающий ковер. Это драгоценности Святой Софии и слезы Богоматери. Человеческий труп, мумифицированный в меде. Никто не верил в его существование, но я его нашла. — Она зажгла новую сигарету. — Это оказалась медовая ловушка. Но я не думаю, что этот козел Акгюн вообще знал о том, что Медовый кадавр существует, он просто сделал мое задание правдоподобным, а потом помахал перед носом миллионом евро.
— Не понимаю.
— Ко мне в галерею явился клиент, хорошо одетый, разбирающийся в искусстве. Он узнал о существовании Медового кадавра из Искендеруна и готов был заплатить мне миллион евро, если я достану ему это чудо. И я достала. Достала ему Медового кадавра, но оказалось, что это коп из отдела по охране памятников искусства. Черт, мне стоило догадаться, от него воняло дешевым парфюмом. Он понимал, что мои поиски Медового кадавра станут приманкой для всех торговцев предметами искусства отсюда и до Бурсы. Сукин сын.
— Миллион евро. Айше, если дело в деньгах…
Айше внезапно дотрагивается до лица мужа.
— Аднан, я сделала это ради себя, чисто из эгоизма, чтобы доказать, что я тоже могу. Тоже могу зарабатывать деньги. Тоже могу играть по-крупному.
Тень ложится на стол. Аднан морщится из-за неожиданного падения температуры. Это тучка загородила солнце, маленький смешной пузырек пара, но за этой тучкой двигались другие, а над куполом Айя-Софии и вовсе стеной собирались густые дождевые облака. Сердце Аднана глухо стучит, теперь вся чудовищность его проделки с Бирюзовой площадкой обретает форму. Доказательства написаны прямо на небе.
— Я была наживкой. С самого начала. Стоило бы догадаться, но Медовый кадавр ослепил меня. Найти что-то такое, одно из утраченных чудес света, ты бы отказался?
Аднан покачал головой и одними губами ответил «нет».
— Они пытаются запугать вас. Чандар, тот второй, рядовой детектив, он понятия не имеет, в чем все дело, просто знает, что должен разыгрывать из себя плохого копа, а Айкут будет изображать хорошего. Тюрьма, штрафы, потеря бизнеса, банкротство. Мне нельзя в тюрьму. Это убьет мою мать. Я и так нанесла ей удар, выйдя за тебя, Аднан. И тогда они разыграли классическую дилемму заключенного. Только штраф, может, условное заключение, и все. Игра окончена, а больше никакая другая игра меня так не заинтересует. Если я больше не увижу Пятикнижие ашкенази, исфаханские миниатюры или картины Блейка. Жизнь без Блейка лишена смысла. Все очень просто. Я не могу пойти под суд. Я не могу потерять галерею. Черт! Черт! Черт!
Айше гасит сигарету в пепельнице.
— Тебе нужна сделка получше, — говорит Аднан, — не просто признание вины, но иммунитет от судебного преследования.
— Да, дорогой, но такое положено только ценным свидетелям, которые помогают выявить нечистых на руку чиновников…
У Айше расширяются от удивления глаза, когда Аднан поднимается с места и начинает ходить вокруг столиков, за которыми курят и выпивают другие посетители. Он меряет шагами площадь, доходит до Ипподрома, смотрит на египетский обелиск, идет обратно. Когда Айше пытается спросить, что на него нашло, Аднан прикладывает палец к губам: тсс, молчи. У него есть план, простой и четкий, идеальный и всеобъемлющий, он возник перед мысленным взором Аднана так же молниеносно, как и идея с Бирюзовой площадкой, которую он увидел на запотевшем стекле лифта. Только это даже круче, чем Бирюзовая площадка.
Аднан садится на плетеный стул и достает цептеп.
— Бекдил? Это Аднан Сариоглу. Спасибо, что ответили. Мне нужно поговорить с вами срочно. Лучше сразу прихватите с собой пару коллег, или в любом случае за ними придется послать позже. О чем пойдет разговор? Скажем так, вы отличный адвокат, но вы не делец.
Ага, последний отсек справа, рядом с упаковочным цехом «ЭлмаОрап», над бухгалтерией, вот где они держат Недждета, делает вывод маленький детектив. Он проходил мимо уже трижды, последний в стайке детишек, возвращающихся из школы после второй смены. Молодой парень с редкими усиками в будке охранника не беспокоит Джана. Взрослые никогда ничего не замечают, и, пока грузовики с грохотом въезжают на склад и выезжают обратно, этот тип проводит время, смотря спортивный канал или играя с цептепом. Но кругом висят камеры, а быстрая проверка на сайте слежения за ботами выявляет наличие двух летающих роботов «Самсунг FBI 18» на карте Бостанджи Дудуллу. В этих моделях предусмотрено распознавание образов, анализ походки и лиц, а также предполагается искусственный интеллект, и в стандартной комплектации идет устройство для нанесения несмываемой краски. Комментаторы пришли к согласию, что внимание привлекает к себе тот, кто трижды проходит мимо. Во время первой вылазки Джан от бедра фотографирует все на цептеп, повернув аппарат под углом. Это риск — включать телефон, но он понял, что фотографии нужны, а фотокамеры в его списке нет. В следующий раз надо подготовиться лучше.
Кайишдаги — уродливый, безликий район, все дома не выше двух этажей и жмутся друг к другу, краска облепилась, на штукатурке следы плесени, кругом пластик, широкие улицы патрулируют широкие машины, везде грязь. Грязь на белых пикапах «тойота», грязь на маленьких трехколесных ситикарах, на крошечном куполе маленькой дешевой мечети, грязь на пластиковых вывесках. Все женщины в платках. Полно младенцев и малышек. Некоторые тоже весьма грязные. Звуки здесь тоже монотонные, высокие, пронзительные. Солнце сильно припекает. Джан уже вымазал на себя полтюбика солнцезащитного крема с фактором тридцать.
Джану кажется, что он хорошо выбрал точку обзора. Чайная лавка «Капчек» выходит как раз на ту сторону склада на другой стороне проспекта, где, по подозрениям Джана, удерживают Недждета. Дорога широкая, машин много, две полосы постоянного потока. Роботы «Самсунг FBI 18» достаточно умны, чтобы не обращать внимания на поток машин, они вполне могли бы сканировать и идентифицировать все подряд, но тогда не осталось бы времени на само здание. Джан будет прятаться за стеной движущихся машин. Под навесом в чайной можно сидеть, работать на компьютере и вести расследование. Никто не спросит, что он делает. В чайхане всегда так.
Джан кивает другим посетителям, когда садится за столик на улице.
— Добрый день, господа! — говорит он беспечным тоном. Здешние мужчины не так хорошо выбриты, их лица худощавее, руки коричневее, морщинки в уголках глаз заметнее, но они из того же теста, что господин Ферентину и старые греки. Джан достает из рюкзака компьютер и открывает его. Владелец подскакивает к столику. Он моложе и худее Бюлента, и у него зубы выпирают вперед.
— Чем могу помочь?
Джан смотрит на него поверх темных очков.