Дом дервиша
Шрифт:
— Хотели улизнуть втихаря?
— Не думаю, что я могу внести какой-то вклад, — говорит Георгиос.
— Я рад, что, когда дело доходит до нескрываемой агрессии, люди круче, чем грачи.
Георгиос краснеет:
— Нет, мне не стоило этого делать. Я наговорил лишнего, позволив злости взять верх. Я был жесток.
— Я был рад провести в вашей компании эти несколько дней, за которые мне слишком много заплатили при минимуме работы, в вашей компании, профессор Ферентину. Я узнал кое-что новое. — Бескардес пожимает руку Георгиосу. — Надо почитать ваши работы.
— Это экономика, мрачная наука. Вон мой водитель. Был рад познакомиться с вами, доктор Бескардес. Никогда не смотрел на ворон под таким углом.
— Не спускайте глаз с этих ворон, — кричит ему вслед Бескардес с блестящей лестницы. — Они еще те сволочи.
— Джинны говорят
Прошло два часа в тишине, с тех пор как Женщина и Волосатый вышли из комнаты. До него доносились разговоры на повышенных тонах, радио, включенное на полную громкость, чтобы заглушать спор, хлопанье дверей. Здоровяк на нервах, сидит тихо, как мышка, не задает вопросов и не отвечает на вопросы Недждета.
— Они мне сказали, что у консьержа эмфизема, они сказали мне, что женщина беременна, еще раньше, чем она сама узнала. Я тебе про это расскажу. Мой брат местный шейх, он открывает книгу и разрешает споры соседей, и всякое такое. К нему приходят за советом. Молодая девушка, которая работает в галерее поблизости, пришла, чтобы выяснить, беременна ли она. А на улице я увидел ее карин вверх ногами и понял то, что она хотела знать. Как я это узнал? Это были не создания вселенной огня и не Аллах. Я просто знал то, чего больше никто не знал. Знал, не понимая, что знаю, думаю, такое стало возможным по многим причинам. Возможно, существуют какие-то химические соединения, которые мы чувствуем, но не отдаем себе в этом отчета. Может быть, это что-то наподобие электричества. Думаю, мы получаем тысячи, миллионы бит информации каждый день, но потеряли способность считывать ее или фильтруем, потому что это слишком много для нашего сознания. Знаем, не понимая, что знаем. Я вижу, как ты держишь винтовку, какие у тебя нежные руки и лаконичная надпись на футболке, и знаю, что ты создал эти нано, который у меня тут — Недждет прикладывает указательные пальцы ко лбу, получаются рога Иблиса. — Точно так же я знаю, что вы с Женщиной заодно, надеюсь, ты не будешь возражать, если я стану называть вас придуманными мной самим именами. Вы оба — алевиты, это очевидно. И точно так же я знаю, что твоя сестра вызвалась взорвать бомбу в трамвае, поскольку она из той долины Святых и Шейхов, о которых ты мне рассказывал. Она в ту ночь попала в Дивриджане под атаку нано. Женщина была в университете. В ту ночь она была с тобой. Вы мне не скажете, что же случилось с теми людьми? Что она видела?
Здоровяк поднимает голову. Он дрожит от бессильной ярости. Он дрожал так годами, думает Недждет.
— Если Всевышний на самом деле был внутри тебя, смог бы ты взглянуть на это? — спрашивает Недждет.
Волосатый и Женщина входят в комнату и занимают привычные места. Лица обеспокоенные, словно они спешат куда-то. Женщина сжимает и разжимает кулаки под растянутыми рукавами свитера. Недждет видит, как Мерзкий тип в пределах слышимости вертится и меряет соседнюю комнату шагами.
— Ты когда-нибудь смотрел на карту нашей страны, Недждет? — спрашивает Женщина. — Это карта человеческого разума. Мы разделены водой на два континента — Европа и Анатолия. Мы на семь процентов — Европа и на девяносто три процента — Азия. Сознательная Фракия, бессознательная, предсознательная и подсознательная Анатолия. И Стамбул. Ты когда-нибудь видел нейрон, Недждет? Клетку мозга. Чудо в том, что синапсы [126] не соприкасаются, всегда есть зазор, должен быть зазор, иначе не существовало бы сознания. Босфор — это синаптическая щель. Благодаря этой щели возможно существование сознания.
126
Место контакта между двумя нейронами или между нейроном и получающей сигнал клеткой.
— Я не понимаю, о чем вы, — говорит Недждет. — Это чушь какая-то.
Мерзкий тип останавливается. У Недждета перехватывает дыхание. Шаги возобновляются. Ты в опасности, парень. Эти люди безумны. Женщина трясет головой, не понимая.
— Да нет же, все правильно. Анатолия изначально была колыбелью цивилизаций. Здесь зарождалось новое сознание. Европейцы всегда смотрели на нас свысока, привыкли называть нас «больными людьми Европы», но вот что я скажу — больна сама Европа. У нас мудрость тысячелетий цивилизаций, империй и религий, но европейцы не слушали нас, поскольку они, дескать, изобрели Просвещение, Возрождение, капитализм, демократию и технологию, а значит, в XXI веке имеют право на монолог. Может быть, они поймут, что это должен быть диалог. Может быть, осознают, что можно черпать идеи и из мусульманского мира — новые, ранее не виданные идеи, революционные взгляды на то, что значит быть человеком.
— Они… — говорит Недждет. — Вы говорите о… целых странах.
— Они невежественны, не могут выйти за пределы собственного опыта, так что мы застанем их врасплох, — говорит Женщина, раскачиваясь на коленях. Недждет замечает, что Здоровяк не смотрит на нее. Он крепко сжимает винтовку. Его лицо пылает. Это ужасающе и опасно. Они безумцы. Они уже творили безумные вещи. Они не слушают голоса разума и выполнят свой план во что бы то ни стало. — Это невежественно так думать, невежественно и высокомерно. Мы против невежества. Мы за идеальное знание Всевышнего.
Им придется убить меня, думает Недждет. Они сделают это, перед тем как отправятся на задание. Они убьют меня. Это сделает Мерзкий тип. Он единственный, кто способен на убийство. Я буду мертв. Не могу думать об этом. Это произойдет быстро? Что я увижу? Будет ли мне больно? И каково это не существовать, быть мертвым? Аллах Всемогущий! Как мне их остановить?
— У нас достаточно данных, чтобы констатировать, что эксперимент прошел успешно, — говорит Волосатый. Глаза Женщины закрыты. Ее губы двигаются безмолвно. — Мои поздравления, господин Хасгюлер.
— Я всего лишь сел не на тот трамвай, чтобы пораньше добраться до работы! — кричит Недждет. — Кто вы такие, чтобы взять и взорвать бомбу в трамвае, чтобы проверить ваши теории о человеческом сознании?! Кто такая твоя сестра, чтобы взорваться мне прямо в лицо, окатив фонтаном нано, которые ты создал? Кто вы такие, чтобы решить, что мне нужно видеть джиннов и зеленых святых, знать вещи, которые другим знать не дано или не положено, и это типа нормально, это просто Аллах внутри меня? Кто вы такие, чтобы хватать меня прямо у порога дома, заталкивать в фургон, привозить сюда, держать в плену и нести всякую чушь? Это чушь, несусветная чушь! Кто вы такие? Кто вы, сволочи, чтобы проводить на мне эксперимент? А теперь эксперимент закончился, а мы все знаем, что случается с подопытными крысами и обезьянами, а? Помогите! — в отчаянии орет Недждет. — Помогите мне! Кто-нибудь!
Здоровяк делает резкий выпад и ударяет Недждета по груди прикладом винтовки, вышибая из него дыхание и слова. Недждет падает, руки и ноги сводит судорогой, словно у высушенного паука, он задыхается.
— Пойми, здесь нет мести, злого умысла или религиозного фанатизма, Недждет, — говорит Женщина. — Мы не курдские борцы за свободу, не исламисты. Мы — Божественные инженеры. Да, мы боимся, но ты реально обретешь место в том раю, который мы построим.
Недждет откатывается в сторону. В его углу целые вселенные знаний льются через зеленую фигуру Хизира.
Джан наблюдает, как «газовый пузырь» отъезжает от отмеченной желтым школьной остановки и сливается с обычным потоком гудков, поворотников, перестроений и тихих проклятий. Он ждет, пока мама не завернет за угол на проспект Ашарие. За воротами маленькие ребятишки, согнувшиеся под тяжестью огромных рюкзаков, снуют по бетонному школьному двору. Джан отходит от ворот, прижавшись к стене. В интернате полно острых глаз. Как только первая смена уйдет, вторая выстроится на цветных ячейках, нарисованных на асфальте, каждому своя ячейка. Джан скользит вдоль стены, пока не теряет из виду школьный двор. На улице нет пешеходов. Джан быстро поворачивается и шагает прочь от интерната. Он идет довольно быстро, но не настолько, чтобы кто-то мог заподозрить в нем ребенка, сбегающего с уроков. Переходить проспект Ашарие довольно опасно. Он представляет, что сейчас взрослые обратят внимание на него и на близость школы, а может быть, на плечо ляжет тяжелая рука учителя, возвращающегося с обеда. Этот поток машин когда-нибудь закончится вообще? Затем на светофоре загорается зеленый человечек, и Джан оказывается в безопасности в лабиринте улиц и переулков к югу от Джиханнумы. Узкие улицы забиты машинами и людьми, грузовички оттесняют пешеходов к дверям и подъездам. Подростки на мопедах лавируют между группами женщин в платках и мужчин в рубашках и галстуках. Джан пристраивается позади группы мужчин в деловых костюмах, неосознанно начиная маршировать с ними в ногу. Старики за столиком у дверей чайханы, которым не на что потратить свои жизни, кроме как на наблюдения за происходящим на улице, обращают внимание на важную походку Джана, кивают и улыбаются. Джан поднимает плечи и расправляет спину. Он достает солнечные очки из одного из многочисленных кармашков на специальных брюках маленького детектива и водружает их на нос. Он настоящий мужчина, по делам вышел в город. У каждого его шага есть цель.