Шрифт:
В тот тёплый майский вечер люди стекались на улицы в поисках развлечений, а я шёл по одной из них на работу. Мне было жарко в лоснящемся сером костюме без галстука, на плече болтался футляр с саксофоном. В Москве уже зажглись фонари, из каждой открытой двери доносилась музыка, смех и звон кружек, внутрь манил то яркий, то приглушённый свет, и где угодно мог встретиться кто-то на одну ночь или на всю жизнь; длинная улица походила на старательно созданную диораму, и прохожие легко поддавались соблазну заглянуть под очередную вывеску. Я же пошёл дальше, проскользнув мимо общего веселья. Только оно прицепилось ко мне, как мотив песни, и в
Вид улицы вроде бы давно стал привычен, но в тот вечер её атмосфера заразила меня своей страстью, захотелось бросить всё и присоединиться к толпе – я сдержался. Свернул в проулок и остановился перед служебным входом в клуб. Охранник открыл дверь на мой стук и пропустил.
Скоро я играл с музыкантами на сцене. Подхваченное снаружи возбуждение растворилось в нотах тягучего джаза и дымном от сигарет воздухе. Обстановка вокруг такая, какой её принято показывать в фильмах, ведь именно это нравится людям.
Во время перерыва чувство собранности окончательно вернулось ко мне за барной стойкой. Оглядывая тёмный зал, я увидел за одним из столиков женщину. Мне достался кокетливый взгляд. Я ответил ей поднятым бокалом с разбавленным джином и отвернулся. Женщина была слишком хороша, чтобы прийти сюда одна, а раз её кавалер из тех, кого пускают в подобные заведения, то лучше с ним не встречаться. Есть такая профессия – публичная персона, и этот клуб для них. Без объяснений понятно, какие напитки здесь подают и какие правила игнорируются ради тех, кто ценит доверительную обстановку.
Я вернулся с саксофоном на сцену, напарники заняли контрабас и фортепиано. Мы готовились по заведённому порядку скоротать вечер и ждали новую певицу. Всё это меня немного утомило. Я прикрыл глаза: остался только тихий гул голосов, мягкий звон бокалов, щелчки зажигалок, возня вилок и ложек по тарелкам. Хаотичный ритм шагов официантов, спешащих доставить заказ и принять новый. В своих мыслях я уже возвращался домой.
Один из напарников дважды щёлкнул пальцами, давая знак остальным приготовиться. С появлением певицы свет в зале чуть приглушили. Я открыл глаза и увидел её.
Время остановилось, пока она поднималась на сцену. Все мои мысли разом оборвались. И когда она пропела первое слово, когда фиолетовые лучи софитов развернулись к ней, и её платье и кожа вспыхнули звёздным светом, я понял, что не смог сбежать от уличного соблазна и праздника, а влетел в одну из тех манящих дверей с яркими вывесками.
Впервые за долгое время мне хотелось слушать, а не играть. Девушка была высокая, длинные тёмные волосы спускались до талии. Говоря о том, что она вспыхнула, я не преувеличиваю. Чёрное платье переливалось, ловило и отражало падающий свет, а руки аккуратно и в меру украшали блёстки, усиливающие сияние. Я стоял позади и видел её обнажённую спину. Своим томным голосом она будто тушила пламя, которое сама и разожгла. Я подыгрывал ей. Она пела не так, как все. Она пела плавными движениями рук, пела своим взглядом, который я едва ухватил, пела покачивающимися бёдрами, и все голоса шли из сердца.
В один момент остановились слова и музыка, раздались аплодисменты, и в зале зажёгся свет. Выступление продолжилось, как фон для выпивки и бесед. Я успевал наблюдать. Манеры девушки, её шаги по сцене отличались непринуждённостью, голос с лёгкостью играл нотами. Ей не нужно было придумывать образ, она захватывала меня всё больше с каждой новой песней.
Как только наша игра кончилась, девушка упорхнула со сцены. Многие мужчины с досадой выпили. Я отыграл ещё одну партию, норовя от нетерпения ускорить мелодию, затем отпросился у напарников на перерыв и вместо бара заспешил в служебные помещения.
Мне повезло, девушка как раз выходила на улицу. Толкнув дверь вслед за ней, я увидел, как она достаёт из портсигара сигарету. Блестящий наряд сменился простым чёрным платьем. Мои слова сопроводил щелчок зажигалки.
– Чудесно выступили.
Она улыбнулась, будто ждала чего-то подобного, и наклонилась к огню. После протянула мне другую сигарету.
– Отлично сыграл. – Я отметил её быстрый переход на «ты». Мы закурили, и я закашлялся, точно втянул лёгкими смесь специй.
< image l:href="#"/>– Боже, что это?
– Из Индии. – Девушка не просто смотрела на меня, а разглядывала светло-серыми глазами. Невелика разница, но когда тебя так изучают, ощущаешь себя зверьком в клетке. На её губах застыла улыбка. А потом всю таинственность развеяли самые простые слова: – Я Зоя.
– Влад. – Я пожал протянутую руку. – Надеюсь, теперь ты будешь часто здесь петь?
– В основном, – ответила она. – Мне нравится такая музыка. Хотя в больших количествах она приедается.
– Поэтому ты изменила текст одной из песен? Те же ноты, но слова я не узнал, про дом на холме. Кто это написал?
Она провела перед собой рукой, как делают во время поклона.
– Я немного сочиняю, – сказала она, – это наследственное. Иногда развлекаюсь так на сцене. Люблю встряхнуть себя и скучающих музыкантов.
– И откуда такая любовь к холмам?
– Ты ещё спрашиваешь? Ведь они прекрасны. Они покрыты травой и мягкие, словно подушки. Вокруг них пусто и тихо, а ещё они гостеприимны, в отличие от гор. А сколько легенд начиналось с холмов…
Наш разговор растянулся на три сигареты, и я понял, что Зоя вела себя в жизни так же непринуждённо, как на сцене. Закончилось всё тем, что я продиктовал ей свой номер. Вместо того чтобы сохранить его в телефон, она достала из сумочки записную книжку в кожаной обложке и записала цифры туда. У меня не осталось времени на удивление, потому что я едва не опоздал на сцену и продолжил играть, пока не разошлось большинство гостей. Оставшимся было не до музыки.
Я не верил в любовь с первого взгляда. И тем более в то, что подобное могло произойти со мной. За 26 лет жизни я узнал достаточно девушек. Многие из них днями и ночами не выходили у меня из головы. Обычно хватало нехитрых правил поведения, располагающего характера и приятной внешности, чтобы всё пошло само собой, будь только желание. К Зое же я испытывал не просто желание, а нечто неописуемое, чего первое время не понимал. Я едва её знал. Она была красива, но на свете много красивых девушек. Как вышло, что только её пение и короткий разговор смогли так взбудоражить меня и оставить в таком смятении?