Дом для непрощённых
Шрифт:
Не знаю, что там Полонские сказали гостям, но те разъехались быстро и тихо. Полиция прибыла через пятнадцать минут. Надеюсь, к этому моменту Кирик уже скрылся подобру-поздорову. Впрочем, он всегда был сообразительным парнем.
Оперативная группа состояла всего из двух человек. Оба примерно одного возраста, один рыжий со светлыми глазами, а второй – темноволосый и очень кудрявый. Один сразу начал допрашивать Полонских, а второй принялся за меня. Не зная, какую тактику поведения выбрать, я молчала. Взять себя в руки и трезво оценить ситуацию не получалось. Взгляд Андрея Полонского преследовал
И пока чернявый крутился по дому, высматривая каждую мелочь, рыжий терзал меня простейшими вопросами, которые почему-то отупляли. Наверно, как раз потому, что они были простейшие. Фамилия? Имя? Отчество? Год рождения? Место прописки? Семейное положение? Место работы? Знаком ли мне Яков Полонский? Что я пыталась вынести из его дома? Есть ли у меня сообщники? И снова… Фамилия? Имя? Отчество? Год рождения? Место прописки? Что я пыталась вынести из дома Полонского?
То, что я пыталась вынести из дома Полонского, сейчас лежало на журнальном столике, невольно приковывая взгляды присутствующих. Лица с картины будто бы смеялись надо мной.
Чернявый полицейский заявил, что картину в качестве вещественного доказательства они пока заберут с собой. Якову Михайловичу это явно не понравилось, но спорить он не стал. Гораздо интереснее ему было наблюдать, как закидывает меня вопросами рыжий полицейский. Слуга закона уже долгое время сидел напротив, я успела изучить весь его облик: черты лица, покрой формы, погоны с двумя большими звездами, немного косящий правый глаз.
На вопросы я не отвечала. Единственное, чего хотелось – перемотать воображаемую ленту своей жизни назад, и предотвратить это громкое фиаско. Пока я обхаживала Марину, надо было втрое внимательнее следить за девчонкой. Моя ошибка. Кстати, когда Марину вызвали для допроса, она демонстративно отводила от меня глаза, при этом сияя тульским самоваром.
Полицейским, кажется, надоело слушать мое молчание. Даже не разрешив взять зубную щетку, да что там, даже не разрешив переобуть туфли на высоких каблуках, меня усадили на заднее сиденье старого фольксвагена с длинным кузовом. По белому боку шла синяя надпись «ПОЛИЦИЯ МОСКВА».
Сказав что-то напоследок Якову Полонскому, кудрявый сел на водительское место. Наверное, пообещал, что меня закроют всерьёз и надолго. Рыжий, бережно несший тубус с картиной, примостился на сиденье рядом с водительским.
– Может, разрешите хотя бы кофту взять? – поинтересовалась я.
Не обратив на меня малейшего внимания, кудрявый завел машину и выехал со двора. Странное молчание повисло в машине.
Поджав коленки, я обняла себя руками, пытаясь натянуть платье до ступней. Конечно, я преступница и вообще асоциальный элемент, но это не повод мучить меня холодом!
– Хорошие нынче погоды стоят, Агафон Аристархович, - вдруг сказал рыжий, мечтательно глядя в окно, за которым мелькало бесконечное поле. – Осенняя пора – очей очарованье! Вы всегда казались мне похожим на Александра Сергеевича.
– Да что вы, Гармоген Галактионович, - обиделся кудрявый. –
– Блока? – уточнил рыжий.
– Ага, - с удовольствием кивнул кудрявый и фальшиво продекламировал, – Милая дева, зачем тебе знать, что жизнь тебе готовит?
Агафон Аристархович… Гармоген Галактионович… Что за чудные имена? Они вроде как-то по-другому представлялись, когда вошли в каминную… Или вообще не представлялись… Но удостоверения точно показывали. Разговор какой-то странный. Полицейские после тяжелого рабочего дня о поэтах, что ли, беседовать будут?
Где мы вообще едем? Если я ничего не путаю, то эта дорога ведет в Троицкое, а не на Москву. Они, наверное, везут меня в поселковое отделение полиции. Только там не отделение, а так, будочка…
Я огляделась и впервые заметила, что салон машины щегольски отделан красной кожей, издающей скрип при каждом движении. И запах в салоне, странный запах… Пахнет собакой, собачьей шерстью…
Вот и поселок. Давно стемнело, но фонари заливали своим светом главную улицу. Однако лишь машина въехала в первый сноп света, фонарь замигал и погас. Так случилось и со следующим… и со следующим. Не снижая скорости, фольксваген пролетел поселок, оставив за собой абсолютно тёмную улицу.
Что за чертовщина… По этой дороге километрах в сорока глухая деревенька с труднопроизносимым названием. А за ней лес.
– Кто вы? – выдавила я и поразилась, как тоненько прозвучал мой голос.
Я напряженно всматривалась в затылки сидящих впереди людей в полицейских фуражках, и силуэты фуражек походили на силуэты шляп. Приглядевшись, я увидела, что это и есть шляпы, а никаких фуражек нет и в помине. Так же как и полицейской формы. Рыжий был одет в светлую жилетку поверх черной рубашки, а на чернявом болтался клетчатый пиджак. И как бы я не заставляла себя поверить, что мне привиделись трансформации с одеждой полицейских, факт оставался фактом: их форма куда-то исчезла.
– Кто вы такие? – что есть мочи заорала я. – Куда вы меня везёте?
Запах собаки прямо-таки бил в нос.
Рыжий обернулся. Обычные человеческие черты его лица исказились, в них проглянуло что-то звериное. Влажно блеснул в темноте белок правого глаза, в центре которого вместо радужки и зрачка притаился крошечный Микки Маус. Скользя по коже сиденья, я забилась в самый угол салона. Меня трясло, зубы постукивали друг о друга, и сердце колотилось быстро-быстро, грозя вырваться из груди.
– Милая дева, зачем тебе знать, что жизнь тебе готовит? – повторил рыжий, наклонив голову и как бы прислушиваясь к себе, после чего обратился к кудрявому. – Неа, ошиблись вы, Агафон Аристархович. Что жизнь не «тебе» готовит, а «нам» готовит. Это перевод Горация.
– Странно, всегда думал, что это собственное стихотворение Блока, - задумчиво отозвался кудрявый, повернув голову к рыжему. Из-под верхней губы его торчал загнутый желтоватый клык.
– Надо признать, в поэзии вы разбираетесь лучше меня, Гармоген Галактионович, - добавил он огорчено.