Дом для непрощённых
Шрифт:
Утро с самого начала не задалось. Я проспал – мама уже ушла, прихватив с собой Мишку. Она отведёт его в детский сад, а потом на работу. Я хотел подарить ей цветы сразу после того, как она проснётся, чтоб с самого утра было хорошее настроение.
Пометавшись немного, как ошпаренный, по квартире, я принял решение подарить маме букет прямо в школе. Покидав тетрадки в рюкзак, я поскакал на занятия.
Рисунок Михи в такой спешке я, конечно же, забыл.
Наскоро сорвав с роз газету, я ввалился в комнату техничек.
– Мам, с Днём Рождения! – выпалил я и добавил, - Люблю тебя!
Она выронила косынку. Карие глаза засияли.
Можно однозначно сказать, что сегодня я стал в глазах персонала школы героем дня. Присутствующие в комнате технички в красках поведали о том, как я поздравил маму, учителям, и теперь все дружно глядели на меня и умилялись.
Такой популярности я не хотел. Но главное – маму поздравил.
Последние два урока были сдвоенные – труды. Мы выжигали на разделочных досках рисунки.
Михалыч обычно уходил куда-нибудь минут на сорок, поэтому труды все любили. Мне нравилась небольшая, обложенная кафелем, мастерская Михалыча. Наверное, из-за того, что она не была похожа на обычный класс. К тому же мне нравилось работать по дереву.
Короче, я настолько увлёкся работой – а выжигал я на своей доске сюжет из Тома и Джерри, что не сразу услышал разговор неподалёку.
– Представляете, Медников своей мамаше приподнёс цветочки, - делился Щука последними новостями со Шпиготским и его кланом. – Прям картина маслом. Все уборщицы в шоке.
Самое интересное, на меня они не обращали никакого внимания. Хоть ради приличия голоса понизили. Но Шпиготский сотоварищи вели себя как хозяева положения. Они знали, что численное преимущество на их стороне.
– Никто и не сомневался, что он маменькин сынок, - с презрением отозвался Диман.
– Кого ты назвал маменькиным сынком?
Я как-то незаметно и очень быстро оказался рядом со Шпиготским. Незаметно даже для себя, а уж для него и подавно.
Стало очень тихо.
– Тебя, Кирюшка, конечно же, тебя! – отозвался толстяк. – Ты же у нас прямо сю сю сю, подтираешь попку младшему братику, мамаше своей цветочки даришь.
Он был глуп. Он просто не понимал того, что на него надвигается. Не понимал, что каждым словом фактически подписывает себе смертный приговор. Но я мог сдержать себя. Пока ещё мог.
– Я ведь предупреждал тебя Шпиготский, - произнёс я очень сдержанно. – Я предупреждал, чтобы ты не трогал меня и мою семью?
– А я предупреждал тебя, что буду высказываться о ком захочу, и когда захочу. У нас в стране кажется, свобода слова. Если ты вообще понимаешь, о чём я, - свысока бросил Диман.
Ребята, которые не относились к клану Шпиготского, у нас в классе имелись. Но их было мало, и связываться с этим умником они откровенно побаивались. А он об этом
– Пацаны, хорош!
– попытался вмешаться наш староста Стёпка Митрофанов. – Раскуситесь! Сейчас Михалыч вернётся, и не поздоровиться всем.
– Вот именно, - усмехнулся Шпиготский. – Отвали, Медников! Благо класса превыше всего, слышал о таком?
– Отвалю без проблем, - кивнул я. – Если ты извинишься передо мной, моим младшим братом и моей матерью. Как ветром меня сдует!
Шпиготский откровенно рассмеялся. Этот козёл был настолько уверен в собственной безнаказанности, что мне стало даже забавно. Его верный клан, в коем состояло семь человек, окружил своего предводителя. Щукин поигрывал напильником, очевидно, воображая, что выглядит жутко крутым.
– Пацаны, хватит уже, а? – бубнил Митрофанов. – Из-за фигни какой-то сцепились! Михалыч классной доложит, и будут у нас проблемы. А мы, между прочим, выпускной класс.
Помимо Стёпки и меня, оставалось всего двое мальчишек, не задействованных в конфликте. К клану они не принадлежали, болтались где-то посредине, поддерживая хорошие отношения и со Шпиготским и со мной.
Я ожидал бездействия от Серёги Самсонова, но я никогда не прощу Диме Варзину то, что он опустил глаза. Мы ведь неплохо с ним общались, даже в футбол иногда гоняли.
Ярость закипала во мне. Гнев, который я ощущал, был слеп и безжалостен. Наверное, сейчас я мог бы понять американских подростков, которые приходят в школу с ружьём или винтовкой и расстреливают одноклассников.
Шпиготский нагло разглядывал меня своими голубыми гляделками. Он ясно давал понять, что плюёт на меня и всю мою семью, что презирает мою мать-уборщицу, которая не может купить мне телефон последней модели, и братишку – бесполезного спиногрыза.
– Перед кем извиняться? – хмыкнул Шпиготский. – Перед тобой? Перед мамашей твоей? Уясни уже одну вещь, Медников. Вы – никто. Ты – безмозглый дебилёныш, и мамаша твоя – плевки подтирает.
Этот откормленный гадёныш своим видом показывал, что знает всю правду жизни.
Я собирался доказать ему обратное.
Саха Большаков, Большой – один из главных силовиков Шпиготского, - пихнул меня в плечо.
– Полегче, Кирюха, - предупредил он. – Не нарывайся, правда!
Они просто не понимают, что делают, твердил я себе. Они просто не знают, на что нарываются. Бешенство клокотало во мне. Но я держался. Ещё пока держался.
– Я даже больше скажу, - со значением произнёс Шпиготский. – Твоя маманя драгоценная встречается с каким-то мужиком. Только это не твой папочка, Медников! Он пару раз забирал её после работы на «Ниссане». Как ты думаешь, чем они там занимались? Ты знаешь, что такое эдипов комплекс, Кирюха?