Дом горячих сердец
Шрифт:
— Сиб, ты понимаешь, что он говорит?
— Не-а.
Я пытаюсь отпереть окно, но не могу найти защелку.
— Как его открыть?
— Оно не открывается, — раздаётся голос у меня за спиной.
Я разворачиваюсь и вижу Имоген, которая стоит на пороге моей комнаты.
— А говорит он то, что Данте Регио желает с тобой аудиенции.
Я скрещиваю руки на груди.
— Я так понимаю, твой король прислал тебя для того, чтобы ты меня остановила?
Её темные глаза прищуриваются.
— Вообще-то я пришла, чтобы
ГЛАВА 27
Огромные кованые двери из бронзы с грохотом закрываются за Сибиллой, Имоген и мной. Я пыталась уговорить Сиб остаться, но она заявила, что мне нужен, тот, кто будет меня тормозить, так как я склонна говорить то, что думаю.
Габриэль стоит на борту военной гондолы, светлые волосы, доходящие ему до пояса, развеваются на лёгком ветру, который пахнет летней жимолостью. Я рада, что Данте не отправил за мной Таво или Сильвиуса, потому что, если бы он это сделал, я вполне могла бы столкнуть их за борт.
Взгляд Габриэля следит за моим приближением, после чего поднимается на пернатых гигантов, нависших надо мной, точно грозовое облако. Их тела отбрасывают тени на отряд нервных эльфов, сопровождающих меня в сторону прочного понтона и сгущающейся толпы, оттесняемой назад одетыми в белое солдатами.
Новая чёрная лодка Антони раскачивается на бирюзовых волнах Тарекуори, пришвартованная рядом с лакированной гондолой, набитой шелковыми подушками — гондолой Птолемея Тимеуса. И хотя это по-детски, но я на секунду задумываюсь о том, чтобы запрыгнуть на неё и побросать все подушки в Марелюс. Но поскольку я очень стараюсь вести себя прилично, я оставляю свою детскую месть на потом.
Напряжение настолько велико, что весь тот виноград, который заставила меня съесть Имоген, предварительно попробовав его, подпрыгивает у меня в животе.
— Синьорина Росси, — Габриэль кивает.
— Синьор Мориати.
Я киваю ему в ответ.
В отличие от Таво, Габриэль не настаивает на том, чтобы я обращалась к нему по его новому званию: капитан.
Я приподнимаю струящуюся юбку своего золотого платья, сшитого из шелка и блестящего шифона, и ступаю на военное судно, не касаясь его протянутой руки. Я располагаюсь в хвостовой части вместе с Сиб и суровой Имоген, при виде которой четыре солдата, управляющие лодкой, начинают грести.
Несмотря на то, что она не самый страшный ворон, которого я встречала, Имоген выглядит просто убийственно, и я рада тому, что не являюсь её врагом. Когда сероглазый капитан уводит судно от Тарекуори, Габриэль набирается смелости и встаёт рядом со мной.
— У тебя стальные титьки, Фэллон, — бормочет он.
Поскольку он не смотрит на мою грудь, я решаю, что это такое выражение.
— Потому что я вернулась?
— Ты знаешь, сколько человек желает тебе смерти?
— Ты желаешь мне смерти?
— Это было
Светлая прядь падает ему на лоб, и он убирает её за ухо.
— Зачем ты вернулась? Разве твой крылатый король плохо с тобой обращается?
— Я вернулась, потому что всю свою жизнь прожила в Люсе. Это мой дом.
Испачканные стены моего дома встают у меня перед глазами. Я моргаю, чтобы отогнать этот образ, и решаю сосредоточиться на мощном теле изумрудного змея, который выпрыгивает из пенных волн, оставляемых нашим судном. Он напоминает ребёнка, который играет в классики.
И хотя ладони двух солдат объяты сверкающей магией, ни один из них не окатывает зверя своим огнём. И если кто-то из них хотя бы попытается, то я…
— Зачем ты их разбудила?
Глаза Габриэля цвета платины останавливаются на кольце из гигантских воронов.
Я не хочу, чтобы он знал о том, как я по глупости повелась на пророчество, поэтому говорю:
— Потому что я хотела познакомиться со своим отцом.
— Он один из тех, кто летит за нами?
— Нет, он ищет мою мать.
— Шаббианку?
Я не отвечаю ему.
Он опускает взгляд на чёрный разлом, тянущийся от Тарекуори до Исолакури.
— Я не знал, что вороны умеют плавать.
— Плавать? Думаю, они могут держаться на воде и грести, но у них лучше получается летать. А как это связано с моей матерью?
— Я слышал, что Мириам убила её до того, как Марко и Юстус смогли её поймать. И что она бросила обескровленное тело своей дочери в Филиасерпенс.
Я резко перевожу внимание на разлом на дне моря.
— Ты слышал что-то не то.
Моё сердцебиение становится таким сильным, что каждый его удар ощущается точно удар в рёбра.
— Мириам куда-то её перенесла.
— Куда-то в Люсе?
— Мой отец пока не нашёл её.
Если только он не обнаружил что-то ещё.
Я смотрю на Имоген в поисках ответа, но она полностью сосредоточена на золотом понтоне, который переливается, как и весь остальной королевский остров.
Я предполагаю, что Лоркан где-то рядом — в том или ином обличье — или, по крайней мере, подслушивает, как он это обычно делает, поэтому я прошу его рассказать мне об этом. Когда он мне не отвечает, я предполагаю, что он либо не слушает — в кои-то веки — либо не знает.
Когда лодка замедляется, Габриэль спрашивает:
— Разве магический барьер не притягивает кровь шаббианцев?
— Это так.
Поверхность Марелюса выглядит такой спокойной, словно какое-то божество прогладило её своим горячим утюгом.
— Тогда она, скорее всего, на Шаббе.
— Она не на Шаббе.
Я поворачиваюсь и смотрю на внушительного вида мужчину.
— Лоркан считает, что Мириам могла заблокировать свою магию.
— Как она заблокировала твою?
— Мириам не блокировала мою магию. Это сделала моя мать.