Дом грозы
Шрифт:
– Понятия не имею, о чем ты, – перебивает Нимея, – по-моему, это гроб на колесах, ну тебе не привыкать.
И она по-свойски сжимает плечо Фандера, а он медленно поворачивает голову и смотрит на ее пальцы.
– Ой, да брось, что, мне тебя коснуться нельзя? – смеется она. – Сразу побежишь мыться?
И тычет его под ребра.
– О боже, тебя ткнула пальцем иная, какая досада, – царапает ногтем шею. – Твою мать, на тебе останутся ее следы…
– Прекрати.
– Какая неловкость. – И ее пальцы ерошат его шевелюру.
–
Нимея широко улыбается, совершенно собой довольная, а потом, пожав плечами, идет к машине. Тут же Фандер ловит ее за локоть и тянет на себя.
– Ну уж нет. Я за руль.
– С чего бы?
– Ну, во-первых, я тебе не доверяю.
– Это я тебе не доверяю!
– Окей, мы друг другу не доверяем. Но за руль сяду я. Это моя машина.
– Твоего отца.
– Да уж, часть моего наследства.
– Твоя мать мне ее дала.
– За какие такие заслуги?
– О, я ее внебрачная дочь, привет, братишка! Наконец-то ты знаешь правду.
Они смотрят друг другу в глаза секунды две или три, а потом Фандер в бешенстве выдергивает ключи из ее руки, открывает пассажирскую дверь и запихивает Нимею в машину.
– Это просто глупо! – со смехом восклицает она из-за стекла и показывает неприличный жест, а Фандер огибает капот и садится на водительское место.
– Ты не попыталась вырваться и выйти… я удивлен.
– Не вижу смысла тратить на тебя свои силы. Ладно уж, будь моим личным водителем, малыш. Так даже лучше. Посижу за рулем, когда ты начнешь умирать.
– Ты такая… стерва, как тебя земля носит?
– С удовольствием. – Нимея снимает ботинки и закидывает ноги на панель, так что носки оказываются чуть ли не напротив лица Фандера, у самого руля.
– Я не меняла эти носки три дня, потому что у меня нет новых, – с невероятно широкой улыбкой заявляет она, шевеля пальцами ног и игриво виляя бровью, будто делает что-то очаровательное.
– Я восхищен, – бормочет он, заводя машину.
– Не хочешь попросить меня убрать их?
– Нет, что ты. Я просто подожду, пока тебе надоест.
Она самодовольно хмыкает и откидывается на спинку.
– Если честно, хорошая идея. Я не спала двое суток, – широко зевает Нимея.
– Куда едем, дай хоть примерное направление?
– Ты знаешь, как добраться до Дорна?
– Допустим. – Его голос становится напряженным, почти испуганным.
– Так вот. Наша цель – Дорн.
– Почему мы не поплыли морем? Это же всего день пути, на машине в пять раз дольше. – Его самоуверенность не знает границ, а Нимея снисходительно за ним наблюдает, как за глупым ребенком.
– Я тебе напомню, моя мертвая принцесса, что ты… мертвая, – улыбается она. – А у мертвых принцесс нет документов. Так что мы поедем даже не в пять раз дольше, а в шесть. Не по скоростному автобану, а по самой-самой гнилой окраине. И это будет чертовски опасно, так что передвигаемся только днем. С наступлением темноты ночуем исключительно в помещениях.
– Как это
– Девочка моя, не тупи. Я выбрала города, в которых поста на границе или нет совсем, или за пару золотых всем плевать, мертв ты или жив. Мы купим тебе где-нибудь в Экиме самый дешевый фальшивый паспорт и поедем самой плохой дорогой. Так что мозги в кучу и мчи прямо, никуда не сворачивая. Разбудишь меня, когда увидишь табличку «Прощай, Траминер».
– А такая будет?
Это даже очаровательно, как мало он знает об окружающем мире. Чертовы глупые траминерцы, выросшие в пузыре.
– Разумеется, нет, но поверь, ты поймешь, когда мы покинем Траминер. Дорога резко станет ровнее.
– А как мне представиться, если спросят? Стоило бы договориться. Если я мертв, значит я – не я, верно?
– Хм… Хандер Фардин? – Нока беззаботно отвечает, будто они друзья и по-свойски беседуют, а он отворачивается, будто не в силах на нее смотреть. —Придумай сам. Я всю ночь воскрешала трупак, пора спать.
* * *
Нимея просыпается спустя пару часов и вовсе не хочет открывать глаза. До этого момента машина плавно ехала по ровной дороге, позже замедлилась, а теперь и вовсе остановилась.
После долгого сна в глазах словно туман, Нимея пару раз моргает и морщится. Ей чертовски удобно сидеть, удобнее, чем было, когда она засыпала. Щека прижата к сиденью, руки обнимают какую-то мягкую штуку, остро пахнущую чужим телом, ноги вытянуты и лежат на чем-то мягком.
Нимея открывает глаза и медленно изучает обстановку. В руках у нее кофта Фандера, которой он, видимо, ее укрыл. Ступни лежат у него на коленях, носки сняты.
– Почему мы остановились и почему на тебе мои ноги?
– Ты уснула, и они упали на руль.
– И ты положил их на себя?
– Любезно предоставил тебе возможность выспаться.
– Какое благородство.
– Всегда забочусь о девушках, которые не спят из-за меня всю ночь, – кривится он, шутка выходит неловкой, и Нимея только закатывает глаза, а щеки Фандера заливает румянец.
Совсем как у Энга.
Ясно, почему они оба были так популярны, этот их румянец в сочетании с белой кожей – покоритель сердец. Хотя доброта Энга давала ему фору.
Нимея выпрямляется и осторожно садится, ставя ноги на пыльный автомобильный коврик.
– Почему стоим?
Она хмуро смотрит на дорогу, а потом понимает, что они на самой границе Траминера. Серый, побитый жизнью асфальт обрывается ровной линией, дальше начинается территория другой страны, и покрытие дороги поблескивает в лучах солнца, будто выложенное миллиардами алмазов.
– Я… никогда так далеко не уезжал. Я вообще не думал, что когда-то сделаю это, – очень тихо говорит Фандер, и первое желание Нимеи – возмутиться, спросить, почему он думает, что ей не все равно, но она сдерживает себя.