Дом грозы
Шрифт:
Нимея Нока дрожит! Фандер глазам своим не верит, смотрит на нее, не понимая, насколько все плохо. Судя по ее лицу – критично.
– Энграм…
– Твоя мать сделала все, что было в ее силах.
– И…
– И остался последний вариант. Время поджимает. Нужен ты.
– Что именно от меня требуется? И что со мной будет потом, когда я стану вам не нужен?
Страх за брата смешивается с бешенством. Он ничего не знал. Все они жили своей жизнью, строили планы, спасали кого-то, делали что-то, пока он сидел в тюрьме. И достали его из ящика и протерли от пыли, как старую пару ботинок, только когда потребовалась грязная работа.
– Меня эта ваша кровь не сожрет?
–
– Вам нужен только Энграм, верно? Вам обеим?
– Мне – да, у своей матери уточнишь потом. – Ее откровенность обезоруживает, Фандер чувствует себя ничтожным, и это злит.
В какой момент из наследника Ордена и первого студента академии он превратился в инструмент Нимеи Ноки, для которой его жизнь – разменная монета?
– И выбора у меня нет. – Он скорее утверждает, чем спрашивает. – Ведь на той стороне мой брат. И все, на что я годен, – это спасательная миссия.
– Не прибедняйся, мы ведь вытащили тебя. Все закончится, и можешь валить куда хочешь. Считай свободу платой за помощь.
– Мне не нужна плата. – Фандер вскидывает голову и сверлит Ноку взглядом, а она отводит глаза, будто не в силах выдержать его взгляд.
– Ну вот и отлично. Через два часа выходим.
– Нет, так не пойдет. – Он пересекает комнату и нависает над Нимеей, уперев руки в подлокотники ее кресла.
– Ну что еще, принцесса? Мне тебя умолять? Сказать «пожалуйста»? Поцеловать на удачу? Сделать массаж?
Хардин молчит буквально пару секунд, дергает подбородком, будто выбирает что-то из предложенного, а потом оценивающе смотрит на Ноку.
– Не интересует. – Его губы изгибаются в ледяной усмешке, но вместо того, чтобы оскорбиться, Нимея просто закатывает глаза и закидывает ногу на ногу.
– Я должен знать все условия. И ты мне расскажешь все, что знаешь, иначе сама спасай своего…
Он осекается. На губах Нимеи появляется улыбка победительницы, потому что Фандер прекрасно знает: Энг не ее. Он их. Общий. Важен обоим одинаково. А значит, никаких условий Фандеру не нужно, он и так сделает все, что от него зависит.
Я буду скучать
Фандер не выглядел как человек, вернувшийся с того света, но справедливости ради он и не умирал. Пришлось потратить немало времени, чтобы понять, как устроена магия Омалы Хардин, и разработать план. На глазах у Нимеи Омала вернула к жизни высохшую розу, от ее прикосновения листики цветка стали зелеными, а лепестки обрели цвет. Вообще-то любой маг земли умел что-то подобное.
Только маг земли призвал бы силу и освежил помятую розу, вернув ей изначальный вид. Омала же отмотала время вспять, сделав из цветка крошечный слабый росток, а потом и вовсе семечко. Голое и беззащитное.
– То же самое я могла бы сделать с человеком. Только это сложнее… Время – самая могущественная вещь на свете. Оно отнимает у колдующего жизнь, приближая его смерть. А еще течение времени зависит от веры.
– Почему? – Нимея не была романтичной барышней и не любила философствовать про такие эфемерные штуки, как время. Слова Омалы вызывали в ней приступы скепсиса.
– Ты когда-нибудь замечала, что время всегда бежит по-разному? Ты забываешь про него, и оно несется как сумасшедшее. А если помнишь, то еле тащится. Оно закручивается в спираль, обернешься – а уже прошел год, и его не вернуть. Это самое страшное, что можно представить. Время безвозвратно. И единственное, что от него спасает и идет ему в противовес, – вера. Она бесконечна и милосердна, как ничто другое. Пока веришь, можно исправить все, даже этот потерянный год. Ты знаешь, что, если женщина верит, что красива, даже будучи древней старухой, другие тоже в это верят? Не смейся, это сейчас, пока ты молода и прекрасна, думаешь, что мои слова – ерунда. Время и вера для таких магов, как я, – понятия неразделимые. Они сталкиваются в нас с невероятной силой и вызывают на полотне магии вспышки, подобные молнии.
Дальше Нимея ни черта не поняла и даже не смогла бы просто повторить. Омала, которая казалась ей глупенькой, была теперь похожа еще и на фанатичку, но все же вызывала непроизвольное восхищение.
Омала верила, что может залечить порез на руке старухи Мейв, своей единственной горничной, и легко его залечивала. Омала верила, что поднимет на ноги больного сына, и он поднимался.
Она обладала захватывающей дух магией, и Нимею страшно пугало могущество Омалы.
– В неправильных руках такая сила попросту опасна, – вздыхала Омала, глядя на очередную ожившую розу или залеченную рану. – Поэтому я никогда не афишировала… Во всем мире магам времени не принято вот так расхаживать по улицам и передавать свой ген детям, это… несколько безответственно с моей стороны. Маги времени испокон веков жили закрытой общиной в крошечной резервации Имбарг.
– Почему вы уехали оттуда?
– Я никогда там и не была. Моя мать – траминерка, отец приехал в Траминер по каким-то делам – и все, появилась я, а мать быстро вышла замуж за другого. Обычное дело. Она с самого детства скрывала, кто я, и меняла цвет моих глаз всеми возможными способами, но… Ее зелья не были похожи на токсин, который пили мальчики, поэтому с моей силой ее средства не могли совладать. Я всегда знала правду и всегда умела с этим жить. Мой отец приезжал тайком, – усмехнулась Омала. – Я не помню, что он говорил, ничего не помню, но откуда-то я умела управлять своей силой.
– Вы не передали знания сыновьям?
– Я боялась. – В голосе Омалы слышались слезы. – Мой муж был не самым приятным человеком, представь себе. И мне не хватало знаний, я думала… ну что такого, если я скрываю какую-то там магию. Я завралась. И это моя вина. Есть старинный учебник, ты тоже по такому училась, там дают описание всех рас, и в том числе моей. В нем какой-то идиот написал, что мага времени пробудит только знание и вера, а если он о своей силе не узнает, то кровь будет спать. Всякий раз, когда по ночам я просыпалась в поту от кошмаров и мне казалось, что мои мальчики в опасности, я бралась за эту книгу и убеждала себя, что так оно и есть, что их спасет незнание. Я думаю, мистер Хардин меня бы убил, если бы узнал, кто я… – Она отмахнулась от ужасных слов, что только что произнесла, и улыбнулась почти счастливой улыбкой. – А теперь давай придумаем, как убить моего сына.
Нимея прокручивала в голове эти минуты откровений бесконечное количество раз, и сердце сжималось от жалости к Омале. Земля просто не носила на себе человека, который бы сильнее, чем она, себя винил в чем-либо. Она убивала своих сыновей, год за годом оставляя их в неведении, – что может быть страшнее этого? И вот Фандер жив и здоров, стоит напротив, и в его глазах полыхает ярость.
Вообще-то Нимея думала, что ей придется его выхаживать после пары дней, проведенных на том свете, но сейчас он ровно такой, каким был, когда терроризировал Бовале вместе со своей шайкой головорезов, разве что исхудавший и вид не особенно цветущий после тюрьмы. Но при этом даже не выглядит сонным, а Нимея валится с ног.