Дом хрустальный на горе…
Шрифт:
– Быть добрым, когда вокруг царит мирное благополучие, не очень сложно, – говорит Луиза. – Намного сложнее проявить это качество, когда чёрные тучи всеобщей беды застилают небо. Тогда жизнь предлагает альтернативу – либо дистанцируешься от всего, что тебя окружает, прячешься в свою скорлупу и плывёшь по бурному морю невзгод в надежде выжить один, либо протягиваешь руку другому, кому ещё хуже. Если говорить откровенно, в нашей семье первый вариант никогда даже не обсуждался, – продолжает Луиза.
Это действительно так! Страшная первая половина двадцатого века на Кубани завершилась самым голодным годом – сорок седьмым. Луизе было
На фоне других их семья жила более-менее сносно. Отец-военнослужащий время от времени присылал продуктовые посылки, составленные из офицерского пайка, где (о радость!) встречались подчас редкие сладости, пряники, например. Да и тётя Цаца как сельская учительница получала немного продуктов от отдела народного образования. Уже можно было как-то сводить концы с концами. Но рядом многие люди жили на грани голодных обмороков, и маленькой Луизе это не давало покоя. Особенно тяжело было многодетной семье тёти Нысэдах. У неё было девять детей, муж не вернулся с войны. Видя такое, Луиза потихоньку от бабушки запускала ручонку в посылочку и с пряниками за пазухой бежала в соседний дом.
– Там меня угощали жидким бесцветным супом, единственным съестным, что было в той семье, – вспоминает Луиза Юсуфовна. – Раскалённым на огне, без запаха и с горьковатым вкусом…
Естественно, от бабушкиного внимания трудно было утаить, что «волшебный» ящик пустеет довольно активно. Гошехурай заглядывала в него и, усмехнувшись, говорила, что сладости почему-то кончаются быстрее, чем она ожидала.
Мурат на военных студенческих сборах в Молъкино. 1984 г.
– Нан, так я же их ем! – пряча глаза, оправдывалась внучка.
– Я не в укор тебе! – говорила проницательная и мудрая Гошехурай. – Ты всё правильно делаешь, моя девочка… Вон там у порога стоит мешок – я насыпала в него кукурузы, отнеси туда же, куда ты таскаешь пряники…
Когда люди тех поколений памятью погружаются в своё военное или послевоенное детство, они часто вспоминают именно факты взаимопомощи, систему всеобщей доброты, стремление отблагодарить за любое проявление человеческого участия. Это скрепляло страну в самые тяжёлые годы. Так и Луиза, вспоминая самое трудное, по сию пору обостряет внимание на радостях искреннего человеческого участия в самые сложные периоды своей жизни.
«Случилось так, – говорит она, – что однажды глубокой ночью возле калитки соседей остановились три большущие машины. Водители сказали, что заблудились и не знают, куда ехать и что делать. Ночь тёмная, время позднее, и соседка, та самая многодетная тётя Нысэдах, пригласила людей в дом, быстренько сварила для них из кукурузной сечки супчик, которым должна была кормить весь следующий день детей, постелила за печкой на полу старые
Следуя адыгейским обычаям гостеприимства, она сделала всё верно – угостила людей и уложила их спать. Утром, как обычно, аульские дети, в том числе и я, сбежались, с живым любопытством разглядывая водителей и машины. Оказалось, те везли одежду, собранную населением для детских домов. И вдруг один из шофёров, пожилой мужчина с мрачным заросшим лицом, подошёл ко мне, поднял на руки и говорит:
– А ну-ка, полезай в кузов, подбери себе и всем остальным, что понравится…
В один миг я оказалась наверху и стала выбирать друзьям по одной вещи, почему-то перечисляя по именам:
– Мариет, это тебе! Асланчик, это тебе! Это Нине, Саре, Махмуду…
Закончив выбор, я вылезла из-под брезента и стала ждать, когда меня спустят на землю. Но не тут-то было! Водитель строго спросил:
– Почему ты себе ничего не взяла?
Я отвечаю:
– У меня всё есть, мне ничего не надо! – хотя каждая из вещей привлекала меня и пришлась бы по душе.
Он, видимо, всё понял и, поднявшись в кузов, молча стал развязывать другой мешок, порылся в нём и достал зелёный плащик и беленький беретик с оригинальным хвостиком на макушке, и с улыбкой, сильно изменившей его лицо, вручил мне этот подарок. Радости моей не было предела, эти вещи мне так понравились, особенно плащ. Мы ещё долго потом бежали за уходящими машинами, махали руками, счастливые и радостные…
Но, к сожалению, надеть обновку сразу не было никакой возможности. Стояли знойные дни, воздух был сухим и пыльным. Если какие-то темноватые тучки задерживались над селом, я быстренько надевала свой драгоценный плащ и выбегала на улицу, замирая в ожидании. В один из таких моментов меня подозвала соседка, тётушка Натуг, и говорит:
– Луизочка, детка, прошу тебя, не надевай свой плащ, пока не пойдёт настоящий дождь. Я думаю, это будет скоро…
И как в воду глядела! Вскоре с неба хлынул обильный грозовой поток, я тут же натянула свою ненаглядную обновку и, широко раскинув руки, с радостным криком побежала навстречу тёплому и столь долгожданному дождю, с громом и даже молнией… Весь день мы с подругами ликовали, шлёпали по лужам, по очереди переодеваясь в мой зелёный плащ. Была такая радость, что светлая память о ней осталась на всю жизнь…»
Рассказ мамы об этом случае Мурат мог слушать множество раз, отлично понимая причины радости тогдашней ребятни по поводу маленьких, но таких желанных счастливых мгновений. Ведь с самых малых лет ему нравилось, когда люди улыбаются друг другу…
Когда семья выросла количественно и у Мурата появились сёстры, он стал чувствовать себя не только старшим по возрасту, но и ответственным за успехи в школе всех Ахеджаков, в том числе и за наличие оптимизма, хорошего настроения, справедливо считая, что заряженность любого человека позитивностью в большой степени зависит от общей доброжелательности, и прежде всего, конечно, в семье.