Дом из пепла и стекла
Шрифт:
Они должны поверить, что я решил жениться на Синдерс по стратегическим соображениям. Их будет достаточно легко обмануть, если я буду наглеть.
Иветта никогда не согласится на это. Она сделает всё, чтобы помешать.
Синдерс тоже не захочет выйти за меня замуж, так что…
Если только…
Я перестаю ходить. Поворачиваюсь и глядя на четыре стены, окружающие меня, я улыбаюсь. Есть кое-что, чего хочет моя маленькая Синдерс. Ради этого дома она готова почти на всё. Я не понимаю этого. Это место — всего лишь кирпичи и раствор, но для неё это значит гораздо больше. Если я пообещаю ей дом, возможно она выйдет за меня.
Моя
Синдерс в моей кровати.
Подо мной.
Мой член в этой сладкой, охуенной киске.
Мы будем трахать друг друга, пока не избавимся от этого. В какой-то момент, примерно через год, мы расстанемся, и я сохраню мою компанию. У меня будет Синдерс, и я избавлюсь от этой грёбаной одержимости. И вишенка на торте — Иветта получит то, что заслуживает.
Вот только…
Я должен дать ей что-то. Она не уйдёт ни с чем. Я могу убить её, обставить всё, как несчастный случай, но есть ещё её дочери, и это будет только ещё более скандально. Она не уличный мошенник. Я не могу избавиться от неё без ментов за спиной. Мне плевать на её убийство. Меня не будет грызть совесть. На самом деле, мне бы понравилось, но это не послужит моим целям. Только горячие дураки позволяют своим насильственным желаниям разрушать то, что они пытаются построить. Убийство не вписывается в мои планы.
Я вновь начинаю расхаживать. Иветта ненавидит меня. Она не хочет меня. Она не поддаётся моим чарам. Я думаю, что она невосприимчива ко всем мужчинам, потому что ей безразлично всё, кроме собственного отражения и того, как она предстаёт перед миром. Я не верю, что эта женщина легко отдаст Синдерс её дом, но в какой-то момент ей, вероятно, придётся. Она сделает это мучительным для Синдерс и, вероятно, уничтожит большую часть стоимости дома, связав его судебными издержками, но в конце концов ей придётся уступить.
Это личное у Иветты с Синдерс. Я вижу это, даже если моя наивная малышка, отмеченная пеплом, не видит. Почему? Это мне и нужно выяснить. Почему Иветта так сильно ненавидит Синди?
Мне нужно найти что-то, чего Иветта хочет больше, чем мести. Она собиралась щедро платить за наш брак по расчёту в течение года, чтобы ей было комфортно, но без этого дома она не станет богатой. Отступит ли она, если я сделаю её по-настоящему богатой?
Что для этого нужно? Больше той суммы, которая была оговорена за свадьбу со мной.
Два миллиона?
У неё дорогие вкусы. Эта женщина может запросто спустить пару заводов. Десять? Десять и дом? Большой, грандиозный дом. Может быть, больше, чем этот?
Иветта хочет, чтобы это место досталось Синди, но в то же время, как мне кажется, не желает от него отказываться, потому что ей нравится быть хозяйкой поместья. А что может быть лучше поместья?
Я смотрю на обветренные холмы, а потом улыбаюсь.
Замок.
Замок лучше, чем поместье, и в пятидесяти милях отсюда продаётся один.
Мой разум трепещет, когда я думаю об этом.
Мой план действий такой: сказать Синдерс, что верну ей её дом, если она выйдет за меня замуж. Предложить Иветте собственный замок и миллионы, чтобы она ушла и оставила Синдерс в покое, альтернативой будет мучительная смерть.
Тогда публичная свадьба, которую планирует Иветта, превратится в гораздо более приватную свадьбу Синдерс со мной. Мы с Синдерс будем вместе год, или два. Мы будем трахаться, как кролики.
Вынув стеклянную пробку из графина, стоящего на серванте, я наливаю большую порцию виски в хрустальный стакан.
Я потягиваюсь и улыбаюсь.
Вынимаю шелковый платок из кармана брюк и вдыхаю.
Синдерс, если ты правда хочешь этот дом, ты станешь моей во всех смыслах.
Глава 15
Синди
Я с разочарованием смотрю на человека в очках передо мной. Это уже третий адвокат, к которому я обращаюсь, и он говорит мне то же самое, что и два предыдущих. Я могу бороться с Иветтой, но она сможет завязать дело, если захочет. Никто не сможет помешать кому-то оспорить завещание или попытаться расторгнуть траст. Она не добьётся успеха, — в этом он уверен, но, оспаривая моё наследство дома, она может набрать судебных издержек. Несмотря на то, что в справедливом мире именно на неё возлагались бы эти расходы, закон — капризный зверь, и может случиться так, что в итоге поместье понесёт все расходы. В этом случае я могу либо потерять дом, либо мне придётся заложить его, чтобы оплатить расходы.
В любом случае, эта стерва сможет превратить мою жизнь в ад, если захочет.
— Спасибо, что уделили мне время, — говорю я ему.
Он улыбается и встаёт, как и я, пожимает мою руку и провожает меня к двери. Я смотрю на свои часы. У меня есть час или около того, чтобы скоротать время до прибытия поезда, и выпить, похоже, будет не лишним.
Я вхожу в тёмный интерьер бара и замечаю две вещи. Во-первых, он почти пустой. Во-вторых, единственный человек в этом месте — потрясающе красивая женщина, и она одета, чтобы убивать. На ней красное платье, облегающее её невероятные изгибы, а её волосы выглядят так, будто она только что вышла из салона.
Она говорит громко, с акцентом.
— Не знаю, Мария. Кто знает Нико? Я увижу его и потребую то, что принадлежит мне по праву. Получу я это или нет — другой вопрос. Поезд отправляется только через час или около того. Чао, дорогая.
Она приехала навестить Нико? Она его девушка? Она так красива, что от одной мысли об этом мне становится дурно. С замиранием сердца я понимаю, что первобытное чувство собственности, которое я вдруг ощутила, порождено сильным влечением, возможно, даже чувствами. Это не то, что мне нужно. Этот мужчина мне не принадлежит, и я его не хочу. Но, похоже, я не хочу, чтобы он принадлежал кому-то ещё. И уж точно не этому потрясающему созданию.
Я заказываю лёгкий салат и бокал белого вина, и пока я ем и пью, я тайком смотрю на женщину. Она ест пасту в сливочном соусе, жадно поглощая каждый кусочек. Затем она достаёт сигарету и прикуривает её, пуская дым к потолку.
— Здесь нельзя курить, — призывает бармен.
— Кто сказал? — спокойно спрашивает она.
— Начальство. Вам нужно выйти.
— Я не скажу начальству, если ты не скажешь, — она открывает сумочку, роется в ней одной рукой и достаёт две двадцатифунтовые купюры. — О, смотри, что я нашла. Я просто оставлю их здесь на столе. Но, если мне придётся выйти на холод, мне нужно будет взять их с собой. Для обогрева, — её глаза пляшут, будто это всё очень весело.