Дом из пепла и стекла
Шрифт:
Джеймс присоединяется к нам, и смеётся над Иветтой.
— Ты похожа на человека из мультфильма: руки крутятся, но он никуда не идёт.
Она бросает попытки добраться до туфли, и слёзы наполняют её глаза. Это первый раз, когда я вижу, как она проявляет такие глубокие эмоции, и это из-за дурацкой стеклянной обуви.
— Вы все пожалеете об этом, — выплёвывает она. — Я клянусь всем святым, я заставлю вас всех пожалеть об этом. Ты, ты выскочка, кусок итальянского дерьма, — она кричит Нико.
Я в шоке смотрю на слова, вылетающие из её рта.
— Ты — южно-итальянский
Джеймс холодно смотрит на неё, но на его щеке дёргается мускул.
— О, я провела исследование, — рычит она. — Вы не единственные, у кого есть связи и деньги. А ты, стоишь здесь, будто масло не тает31. Мисс Зола, как он тебя называет. Тебя не оскорбляет, что он так тебя называет? Он смеётся над тобой в то же время, когда трахает тебя. Он не уважает тебя. Он хочет засунуть в тебя свой член, но ты для него всего лишь маленькая девочка, испачканная сажей. Жалкая, ниже, чем низкая. И ты так отчаянно нуждаешься в малейших крохах привязанности, что поглощаешь их.
— Тебе лучше сейчас заткнуться, — говорит Кэрол от двери.
Я чувствую, как на глаза наворачиваются слёзы, но тут же смаргиваю их.
— Почему? Давайте выложим все карты на стол. Тебе уже удалось избавиться от своего жильца? Если бы ты не пустила жигало в свою постель, потому что ты такая же отчаянная, как твоя крестница, ты бы не была в таком положении.
Затем она возвращает свой гнев к Нико, прежде чем Кэрол успевает возразить.
— Знаешь, что правда смешно, Нико?
Он не отвечает ей. Однако, он передаёт коробку с туфлей одному из своих людей, присоединившемуся к нам в прихожей.
— Отнеси это в нашу комнату, — тихо приказывает он.
— Самое забавное то, что ты играешь с Золой здесь, думая, что она играет в ту же игру. У вас есть договорённость. Ха-ха, ну, это шутка для вас обоих, потому что маленькая мисс, униженная и отчаявшаяся, любит тебя. Она любит тебя. И ты собираешься использовать её и выбросить, когда тебе станет скучно. Ты уничтожишь её. Разрушишь на маленькие кусочки.
Нико. Не говорит. Ничего.
В этот момент моё сердце действительно болит. Он не защищает меня. Он не защищает себя. Он ничего не отрицает.
Господи, я дура, что позволила себе влюбиться в него.
— Если ты хочешь получить хоть пенни из этих денег, как мы договорились, ты больше ни слова не скажешь ни мне, ни Синди, — наконец говорит Нико.
По крайней мере, он называет меня по имени.
— Ты не можешь отказаться от этого, тупой ублюдок, ты подписал соглашение с нашими адвокатами, — насмехается Иветта.
Нико наклоняется ближе и накручивает её волосы на свой кулак. Это жестоко, но вполне заслужено. Иветта вздрагивает, когда он притягивает её ухо близко к своему рту.
— Ты не сможешь забрать свои деньги, если умрёшь. Тупая блядь, — он
— Ты угрожаешь мне. Он угрожает мне! — выкрикивает Иветта.
— Да, и было бы мудро тебе к этому прислушаться. Джеймс, почему бы тебе не показать Иветте, как мы обращаемся с людьми, которые проявляют такое неуважение.
Джеймс берёт Иветту за запястье, и она пытается вырваться, но не может.
— Может, тебе нужно побыть одной, где-нибудь в темноте, — говорит он.
Иветта пытается вырваться, но Джеймс только крепче удерживает её.
— Кажется, у тебя какой-то самовлюблённый срыв. Думаю, это называют нарциссическим крахом, — хладнокровно говорит он. — Я понимаю, что сейчас ты не можешь контролировать себя, поэтому я предлагаю тебе подняться наверх в свою комнату, а также забрать Айрис, так как я верю, что она страдает тем же расстройством, что и ты. Успокойтесь, обе, и тогда вы что-нибудь поймёте. Вы. Не можете. Победить. Здесь. Ваш единственный выбор в продвижении вперёд — вести себя хорошо, или оказаться в мире боли. Это так просто. Тебе дали много денег. Я бы заткнулся, взял грёбаные деньги, и сбежал. Если ты не можешь этого сделать, тогда твоё расстройство действительно управляет твоей жизнью.
— Я не нарцисс, — она заикается, что выглядит, как искреннее смятение.
— До того, как я вступил в спецназ, я получил степень по психологии, — говорит Джеймс, сохраняя спокойствие. — Я специализировался на судебной психологии и провёл год, работая в больнице для душевнобольных преступников.
— Я не сумасшедшая преступница, — почти кричит Иветта.
— Я не говорил, этого. Однако, я узнаю херню, когда это вижу. Поднимайтесь наверх. Успокойся, и сделай разумный выбор. Тогда уходи со своими деньгами, хорошо? — он смотрит вниз на Иветту. — Или ты идёшь в подвал связана, с кляпом во рту. На несколько дней.
— Нико, — Иветта поворачивается к нему.
— Не смотри на меня. Я бы сделал намного хуже. Джеймс любит делать всё по-тихому.
Я с открытым ртом смотрю на эту больную сцену мучений.
— Пойдём, — Нико берёт меня за руку и уверенно тащит прочь.
Когда мы оказываемся в нашей комнате, я вижу коробку с туфлей, стоящую на прикроватной тумбочке.
— Ты получил то, что хотел, — я смеюсь с него. — Новая игрушка, чтобы играть с твоей куклой.
— Да. Я сделал это, не так ли? И ты всегда знала правила этой игры. Ты говоришь своё слово, и это останавливается.
— Всё это?
Его лицо темнеет, а голос, когда он говорит, звучит так, будто он восстал из ада, покрытый серой, и плюющийся огнём.
— Нет, Синдерс. «Орхидея» работает только в моменте. Если ты хочешь, чтобы всё прекратилось, то тебе для этого нужно другое слово. Если ты хочешь, чтобы всё прекратилось, то ты не получишь этот дом. Ты не получишь ничего.
Боже, он такой чертовски холодный. Как я могла позволить этому кратковременному смягчению, которое он показал с Луной, обмануть меня? Я влюбилась в мужчину, не способного полюбить меня в ответ.