Дом из пепла и стекла

Уэбб Силла

Далее он рассказывает о принципе работы обуви. Сняв квадратный каблук с конца, вы увидите сглаженное стеклянное острие в форме фаллоса. Я отключаюсь, пока он продолжает и продолжает. Этот человек любит говорить о своей работе.

Я выпиваю два бокала шампанского и чувствую немного пузырьков в голове, когда аукцион начинается. Женщины из аудитории выходят на сцену и примеряют обувь. Я уже решила, что не буду. Я не заинтересована владеть ей, и сомневаюсь, что она вообще подойдёт.

Шаг за шагом, всё больше и больше женщин примеряют туфлю, а затем Сиенна

и Лия идут на сцену, смеются и жестами приглашают меня пойти с ними. Я качаю головой.

— У тебя не будет шанса примерить её, если не поторопишься, — шипит голос мне в ухо.

Я поворачиваюсь, чтобы увидеть Айрис, стоящую возле меня.

— Я не хочу, — отвечаю я.

— Ага, чёрта с два. Я купила тебе билет, и ты должна, — она так крепко хватает меня за руку, что я вздрагиваю. Она посылает Джеймсу улыбку. — Наша очередь, — громко говорит она.

Её пальцы впиваются в меня всё сильнее, и я пытаюсь отстраниться.

— Богом клянусь, если ты поднимешь шум, я расстрою твою свадьбу. Не думай, что я не могу.

О, я знаю, что она может. Эта женщина просто сумасшедшая, и я не стану ей перечить. Господи, да проще простого примерить эту чёртову туфлю и покончить с этим.

Мы выходим на сцену и становимся в очередь. Каждая женщина перед нами примеряет туфлю. Некоторые находят, что их нога входит, но обувь явно слишком велика. Поскольку она стеклянная, можно видеть, как именно она сидит, а служащие используют приборы, чтобы измерить ступни в обуви. Всё это довольно странно.

Подходит очередь Иветты, и она начинается задыхаться. Она выгибает ногу дугой и просовывает её в туфлю, но она не входит. У неё слишком широкие ноги. Она хмурится, и её щёки краснеют. Втянув воздух, она снова толкается, и её щеки надуваются, когда она задерживает дыхание, как будто она примеряет платье, и это должно помочь.

Это не так, потому что она не может засунуть ногу в обувь.

— Спасибо. Следующая, — говорит один из обслуживающего персонала.

— Если я смогу продвинуть её чуть дальше вниз, — хмыкает Иветта.

— Простите, нет. Она не подходит. Мы заставляем дам ждать. Двигайтесь, пожалуйста.

Хмурая Иветта темнеет, и на секунду я подумала, что она собирается ударить сопровождающего. Слава Богу, этого не происходит. Она держит голову высоко поднятой, а позвоночник выпрямленным, когда уходит. Сойдя со сцены, она останавливается и надевает собственную туфлю, наклоняясь, чтобы завязать ремешок на лодыжке.

— Мисс, ваша очередь, пожалуйста.

Я ставлю ногу в дурацкую стеклянную туфлю и быстро вытаскиваю.

— Нет. Подождите, — помощница справа от меня задыхается. — Поставьте снова свою ногу.

— Что? Я делаю то, что она сказала. Туфля мне подходит, то есть я могу засунуть в неё ногу, как и многие другие женщины, присутствующие здесь сегодня.

Её устройство снова пищит.

— Пока что это самый близкий вариант. Ближе, чем в Лондоне, — она обращается ко второй помощнице.

Вторая женщина достаёт маленькую камеру и делает фото. Затем она вытаскивает из кармана измерительную ленту

и начинает снимать мерки на обуви.

Что они делают?

Иветта подходит к нам, её лицо застыло.

— Что случилось? — требует она.

— Подходит, — говорит сопровождающая, её голос поражён. — Она действительно подходит, будто была сделана по заказу на её ногу.

В следующий момент комната взрывается. Я оборачиваюсь, чтобы увидеть, как художник запрыгивает на сцену. Он подходит ко мне и берёт меня за руку.

— Моя дорогая, дорогая девочка. Ты та единственная, — он произносит слова шёпотом и каким-то образом с трудом, будто он потерял дыхание.

— Это чудо, — говорит он. — Она и правда подходит?

Помощница кивает.

— Я думал, что нам придётся выбрать женщину из Лондона, которая почти подходила, но не совсем. И всё же мы здесь. В последнюю ночь, не меньше, и одна из последних женщин, которая примеряет её. Это судьба. Так и должно быть, — его взгляд встречается с моим, и радость в его глазах превращается во что-то тёмное, незнакомое. Я не могу понять эмоции, наполняющие их, но мне это не нравится.

Я не хочу, чтобы туфля подходила. Всё это чертовски выводит меня из себя. Художник смотрит на меня так, как будто хочет съесть живьём. Вся комната смотрит на меня, и я ненавижу это внимание.

Месье Жуть вглядывается в моё лицо, переключив внимание с моей ноги.

— О, и вы прекрасны, — бормочет он себе под нос. — Просто прекрасны. Очень красивы. Великолепны. Восхитительны. Вы та, которой она должна подходить. Достойная хранительница моей наиболее удивительной работы.

Он подносит мою руку к своим губам и целует её тыльную сторону. Я содрогаюсь, когда его мокрые губы оставляют слюнявый след на моей руке. Он снова наклоняет голову, вдыхает и морщится. О, Боже, он сделает это снова? Я тяну свою руку, и он удерживает её сильнее.

В следующий момент на нас падает тень.

— Сейчас же убери от неё свою руку, — голос настолько низкий, что я сомневаюсь, что кто-то кроме нас троих может его услышать. Он решительный и не допускает споров.

Я с облегчение смотрю вверх, в напряжённое лицо Джеймса. Он недовольный.

— Конечно, — Месье отпускает мою руку и отступает на шаг назад. Он всё ещё смотрит на меня. Он едва взглянул на Джеймса, что весьма впечатляет, потому что Джеймс очень устрашающий человек.

— Пойдём, — Джеймс берёт меня за руку. — Мы должны вернуться. Надень свою обувь.

Я покорно киваю и делаю, как он сказал. Не потому, что я такая же маленькая кроткая, какой была несколько недель назад, когда эти люди впервые вошли в мой дом, а потому, что сейчас Джеймс — это безопасность, и я хочу оказаться как можно дальше от человека, который сделал стеклянную туфельку.

— Как мы… я имею ввиду Синди… — Иветта нервно хихикает. — Как она может получить туфельку? Она может забрать её сейчас?

— Нет, мы отправим вам её завтра на броневике. Вам нужно заполнить некоторые детали, мисс, — ассистент улыбается, пока я засовываю ногу в свою обувь.