Дом колдуньи. Язык творческого бессознательного
Шрифт:
Эксперименты, описанные в предыдущих главах, показали, что могущество языка, практически, безгранично, и мы едва ли представляем его возможности в полном объеме в силу ограниченности своих знаний. При этом максимальное количество упреков и предостережений против исследований в этой области связано с мнением об «опасности» такого рода исследований и обвинением в «спекуляции» на мифах населения.
Опасность действительно есть. Но еще опаснее — неведение. Как писал Г. К. Честертон в рассказе «Лиловый парик»: «Где бы вы ни увидели людей, коими правит тайна, в этой тайне заключено зло. Если дьявол внушает, что нечто слишком страшно для слуха,— выслушайте... И если померещится, что некая истина невыносима—'I вынесите ее». Только неведение по-настоящему
А что касается «мифов населения» — все равно существует устойчивое общественное мнение о том, что некие спецслужбы обладают «психотронными полигонами», и у них есть тайная власть, невидимая сила, способная причинить вред любому. И еще люди по-прежнему верят в ведьм, колдунов и сверхъестественные силы, изучают магию (под каким бы названием она не преподносилась, так проявляются архетипы коллективного бессознательного по К. Г. Юнгу), и защитные механизмы страха в них не ослабевают. Каждому хочется стать Победителем, быть счастливым и любимым, понять других и себя.
Магия языка — вот ключ к подсознанию, условие самосовершенствования.
Данная глава посвящена применению разработок суггестивной лингвистики в дискурсе «врач-пациент», оптимизации социально-психологической и медицинской моделей терапии благодаря методам прикладной лингвистики.
Мы понимаем дискурс как сложное коммуникативное явление, включающее в себя текст (корпус текстов) и социальный контекст, дающий представление как об участниках специальной коммуникации, так и о процессах производства и восприятия сообщения. Дискурс «врач-пациент» предполагает наличие особой социально-психологической роли доктора, что, в свою очередь, придает особый сакральный вес всем его вербальным действиям — каждому слову, каждой фразе: будь то диагноз или замечание бытового характера. Не касаясь пока способов создания роли доктора, мы остановимся на приемах профессионального использования языковых методов в медицинской модели терапии.
Сложно человеку осознать свои барьеры, изменить имя и себя. Есть много путей к самопознанию. Например, свободные ассоциации: метод, издавна используемый в психологии и психиатрии. Свободный ассоциативный эксперимент используется психоаналитиками для толкования различных состояний личности. Так, в книге А. Эткинда мы находим такое свидетельство очевидца: «Однажды, говорила Лу, мы сидели с Рильке в поезде и играли в свободные ассоциации. Вы говорите слово и партнер говорит любое слово, какое придет в голову. Мы так играли довольно долго. Неожиданно мне пришло в голову объяснить, почему Рильке захотел написать свою повесть о военной школе, и я ему сказала об этом. Я объяснила ему природу бессознательных сил, которые заставляют его писать, потому что они были подавлены, когда он был в школе. Он сначала засмеялся, а потом стал серьезным и сказал, что теперь он вообще не стал бы писать эту повесть: я вынула ее из его души. Это поразило меня, тут я поняла опасность психоанализа для художника. Здесь вмешаться — значит разрушить. Вот почему я всегда отговаривала Рильке от психоанализа. Потому что успешный анализ Может освободить художника от демонов, которые владеют им, но он же может увести с собою ангелов, которые помогают ему творить».
Действительно, психоанализ вторгается в сокровеннейшие переживания личности и влияние его двояко. С одной стороны — называется ранее неосознанное, расширяется «карта мира». А с другой — есть опасность, что человек с его переживаниями будет замурован в мавзолей представлений (возможно, ошибочных) психоаналитика. Недаром люди инстинктивно всегда стараются приукрасить себя, особенно, когда отвечают на вопросы тестов или ассоциируют. Луна, солнце, звезды, ветер — яркие образы — значит, и на душе должно быть спокойно. А лингвистика (прежде всего, в лице А. П. Журавлева) говорит: «Нет! Все не так-то просто! Нужно еще учитывать единство формы и содержания...» Что ж, посмотрим. Займемся лингвистическим психоанализом: безобидным и показательным.
День 1: свет, улыбка, тепло, облако, небо, солнце, круглый, озеро, чудесный, муха, начало, лесть, полумесяц, пыль, костер, вода, химик, камень, мох, темнота, дым, желтый, дерево, стоять, песок, прохлада, галька, озеро, пространство, сфера, мой, закат, лес, трава, свет. (Фоносемантические признаки: минорный (12,35), устрашающий (10,30), зловещий (10,23), печальный (9,65), темный (8,10), тяжелый (8,03), суровый (8,02); черный, желтый).
День 2: тень, день, звезда, ночь, звезды, огонь, костер, дрова, дерево, лес, небо, хвоя, солнце, часто, редко, глубина, высота, море, ветер, корабль, волны, пейзаж, полет, душа, рыбак, стена, голубое, лампа, дерево, небо, свет, тень, кровать, машина, скорость, бежать, идти, огонь. (Фоносемантические признаки: угрюмый (9,89); суровый (9,79), сильный (8,60); белый, зеленый, коричневый, синий).
День 3: тепло, ритуал, роса, тишина, пламя, нога, тревога, свет, перенос, уход, вперед, назад, быстро, анализ, голотроп, синатроп, тетрадь, песня, книга, дверь, дыра, окно, сквозняк, двигаться, бежать, лететь, шум, лампа, блюдце, чашка, голубой, бетон, серое, крыша, имя, дым, дрожание, покой, экстаз, спокойствие, вода, свет, звезда. (Текст нейтральный; серый, зеленый, коричневый).
День 4: отрава, трава, ритуал, шаман, колдун, шалаш, игра, война, сон, пробуждение, утро, восход, желтое, заря, роса, лес, солнце, ветер, вода, воздух, окно, занавески, алюминий, звезда, серебро, серьга, хвоя, вода, золото, свет, темнота, быстрота, мысль, хорошая, очень, сияние. (Фоносемантические признаки текста: сильный (15,33), суровый (11,95), возвышенный (9,97), яркий (8,05), белый, красный, зеленый, синий).
Если сравнить характеристики этих четырех текстов, можно заметить, как менялось настроение и состояние группы: от минорно-устрашающего-зловещего к угрюмому-суровому-сильному — нейтральному — сильному-суровому-возвышенному. Есть слова, которые повторяются от текста к тексту: вода, свет, лес, солнце. Если анализировать семантику, то образы приблизительно одинаковые, разве что в третьем тексте больше названий обыденных предметов (лампа, блюдце, чашка, крыша) — так что его «нейтральность» можно было предположить априорно.
В любом случае, такие лингвистические замеры состояния, сплоченности группы (либо на каждом занятии, либо в начале и конце работы) могут служить дополнительным и в достаточной степени объективным показателем ее динамики.
Если психоаналитик стремится при помощи анализа свободных ассоциаций найти какие-то смысловые опоры для дальнейшей работы с пациентом и настраивает на его отдельные слова свои собственные (субъективные) тексты, то в случае лингвистически ориентированной процедуры нас интересует в первую очередь эмоциональное (истинное) состояние личности, во вторую — визуализация его ассоциаций, включая выделение «ключевого» слова в точке золотого сечения; и наконец, построение нового текста на основе реально произнесенных человеком слов, а не собственных ассоциативных цепочек. Причем, это может быть как разовая процедура, так и способ регулярного воздействия. Проиллюстрируем то же самое на конкретных примерах.
1) Первичная диагностика. Психотерапевт впервые встречается с пациентом, пытается разобраться в его эмоциональном состоянии. Естественно, он слышит жалобы на плохое самочувствие, сниженный эмоциональный тонус и т. д. Можно протестировать человека, например, при помощи теста Люшера. Но учитывая распространенность данного теста и наличие обширной литературы, вряд ли всегда можно рассчитывать на полную объективность: кто-то приукрашивает себя; кто-то усугубляет свое состояние, отвергая «основные» цвета. И вдруг человека просят закрыть глаза и произносить любые слова, которые приходят в голову. Например: