Дом Люцифера
Шрифт:
Привратник нахмурился.
Она заговорила на безупречном арабском тихим, испуганным голоском:
– Тысяча извинений. Я портниха. Меня прислали сюда шить для «Сандуса».
Уловив в ее голосе страх, Рашид вновь обрел самоуверенность и жестом указал на служебную дверь за стойкой:
– Тебе нельзя находиться в вестибюле, женщина. В следующий раз входи через служебный вход. Знай свое место!
Бормоча слова извинений и кланяясь, она прошмыгнула мимо привратника, бывшего доктора философии по имени Бальшазар. И успела незаметно для Рашида сунуть в карман привратницкой
Тот сделал вид, что не заметил этого. И спросил у клерка:
– А что слыхать насчет электричества, Рашид? Как там по расписанию, завтра отключат или нет? – И прижал ладонь к карману, где лежала записка.
Женщина скрылась за дверью служебного входа. Мужчины возобновили разговор. Она с облегчением вздохнула. Первое задание было успешно выполнено. Но ей предстояло еще одно, куда более опасное и сложное.
Глава 28
7.44 вечера
Багдад
Резкий и холодный ветер, дующий из пустыни, бушевал на улицах Багдада, разогнав по домам последних покупателей с улицы Шейха Омара. В воздухе витал запах ладана и кардамона. Небо почернело, сильно похолодало. Согбенная старая женщина в черном одеянии и с белой пуши на лице – та самая, что передала записку в отеле «Царь Саргон», – ковыляла мимо деревянных прилавков, где были разложены всевозможные запчасти, которые изобретательные иракцы умело пускали в дело. Настали такие времена, что некогда вполне благополучным в материальном смысле горожанам, чтобы хоть как-то свести концы с концами, приходилось выходить на улицу и торговать буквально всем подряд – от лечебных трав и продуктов до старых водопроводных труб.
Она уже почти достигла своей цели, как вдруг вздрогнула и застыла как вкопанная. Сердце бешено забилось. Она просто не могла поверить своим глазам.
Толпа на улице поредела, а потому она сразу заметила его – слишком уж резко он выделялся среди остальных прохожих. Высокий, стройный и мускулистый, он был единственным европейцем на улице. Все те же темно-синие глаза, черные, как вороново крыло, волосы, холодное жесткое лицо, которое она всегда вспоминала с такой ненавистью и болью. Одет неприметно – в ветровку и коричневые хлопковые брюки. И, несмотря на нарукавную повязку с эмблемой ООН, она прекрасно знала, что ни в какой ООН он не работает.
Она бы и без того непременно обратила на него внимание – слишком уж редким зрелищем был сегодня европеец на улицах Багдада. Но этот человек был знаком ей слишком хорошо, и на секунду она так и застыла как вкопанная перед лавкой, торгующей инструментами. Затем быстро вошла и притворила за собой дверь. Даже самый внимательный наблюдатель не заметил бы в ее поведении ничего необычного. Но потрясена она была до глубины души.
Что делает он в Багдаде? Вот уж кого не ожидала она встретить здесь. Подполковника Джонатана Смита, доктора медицины.
Джон оглядывал улицу с деревянными прилавками и маленькими мастерскими и лавчонками.
Шагая по улице, он пытался избавиться от ощущения, что за ним наблюдают. Разглядывал тускло освещенную фонарями улицу с маленькими рынками и магазинчиками, мужчин в длинных просторных рубашках, сидевших за столиками с чашками горячего чая и посасывающих курительные трубки. Старался придать лицу самое безмятежное выражение. И все же этот район Багдада казался ему несколько необычным местом для встречи с доктором Радах Махук, знаменитой на весь мир педиатром и хирургом.
Но Домалевский проинструктировал его на этот счет вполне определенно.
Джон уже начал отчаиваться. Знаменитый педиатр была его последней надеждой. А если задержаться в Багдаде еще на сутки, опасность возрастет многократно. Любой заподозривший что-либо местный житель мог донести на него республиканским гвардейцам. Но, с другой стороны, он мог встретить человека, чья информация окажется полезной. И он узнает наконец, откуда взялся этот проклятый вирус и кто такие эти негодяи, заразившие им иракцев и Софи.
Нервы его были буквально на пределе, когда наконец он остановился у двери в мастерскую, по обе стороны от которой свисали на цепях почти «лысые» покрышки. Именно сюда, в это мрачное местечко, и послал его Домалевский. По словам дипломата, мастерская принадлежала некогда процветавшему багдадскому бизнесмену, чью фирму полностью разорили спровоцированные Саддамом Хусейном войны.
Жалкий вид этой лавки привел Смита в еще большее замешательство и лишь усилил его подозрения. Он взглянул на часы. Он пришел вовремя. Последний раз оглядевшись по сторонам, Смит толкнул дверь и вошел.
За прилавком стоял низенький лысеющий мужчина с неизбежными черными усами и читал газету. Толстые пальцы испачканы смолой. У прилавка стояла покупательница, женщина в обычном здесь черном одеянии, окутывавшем ее с головы до пят.
– Гасан? – спросил коротышку Джон.
– Его здесь нет, – равнодушно бросил тот в ответ. Говорил он по-английски с сильным восточным акцентом. И окинул Джона острым внимательным взглядом.
Джон понизил голос и, оглядываясь на женщину, которая подошла поближе и стала осматривать новый ряд покрышек, сказал:
– Хотел бы с ним потолковать. Фарук аль-Дубх говорил, что вроде бы у него имеются совсем новенькие «Пирелли».
То был пароль, который сообщил ему Домалевский. Слова эти не могли вызвать подозрения у посторонних, поскольку «процветающая» компания Гасана на улице Рашид приторговывала из-под полы лучшими новыми покрышками, которые только можно было раздобыть на Западе, и все об этом прекрасно знали.