Дом Монтеану. Том 1
Шрифт:
— Я вернулась ведь на следующий день, чтобы извиниться за своё поведение. Но оказалось, что никто не знает некоего Уильяма.
— Конечно, нет. Это моё мирское имя, и я не хотел создавать трудности для своих прихожан. Моё имя Томaс. Соломон тоже не знает его. Это был мой первый раз, и я сильно волновался, а вам не за что извиняться. Я всё понимаю. Вы говорили то, что говорили из-за бессилия.
— А если нет? — спрашивая, склоняю голову набок, мягко играя с ним.
Томaс улыбается и даже тихо смеётся.
— Тогда мне придётся сообщить вам плохую новость, мисс Флорина, рак поразил ваш мозг.
— Вы правы, — киваю я, —
— Они должны понимать, что вы больны. Но многие отрицают близкую смерть. Вы готовы к ней?
— Абсолютно. Я не боюсь, — усмехнувшись, вытягиваю ноги и спокойно смотрю на Томaса. — А вы? Боитесь смерти?
— Нет. Смерть — это лишь состояние нашего тела, а душа продолжает свой путь. Это прекрасно.
— То есть жестокая смерть, которой подвергаются люди, тоже прекрасна?
— Вы говорите о телесной боли. Душа не знает жестокости, она чиста и невинна.
— Оргии. Разве это не проявление грязи души?
— Вам нравится это слово, не так ли? Вы провоцируете им людей, — улыбается Томaс. Его не задевает моя дерзость. Обычно все начинают учить меня доброму слову, осуждать подобное и нести другую чушь.
— Может быть, это моя тайная фантазия. Даже у умирающих есть свои фантазии. Ну так что, Томaс? Что насчёт оргий? Церковь ведь осуждает их, а вы? Каково ваше мнение? — допытываюсь я.
— Это всё от лукавого, мисс Флорина. Дьявол всегда нас испытывает, чтобы вовлечь наш разум в агонию вины и страданий. Это его работа.
— Выходит, что даже у убийц остаётся чистейшая душа?
— Именно так. Душа не создана для войны. Она создана для жизни. Но люди больше полагаются на свой разум, где множество лишнего шума, который в них вкладывает дьявол. Он их путает, и моя задача помочь людям услышать свою душу.
— А вы её слышите, Томaс? Слышите свою душу? Никогда не грешили? Не допускали хотя бы мало-мальски греховных мыслей?
— Я живой человек, мисс Флорина. И порой тоже могу стоять на распутье, но я всегда возвращаюсь к своей душе, иначе бы меня здесь не было. Я бы не выбрал такую жизнь.
— По вашим словам, все мы попадём в рай, ведь наши души чисты. Не находите это нечестным? Кто-то живёт по правилам Создателя, а кто-то по правилам Дьявола, но все попадают в лучший мир, даже если постоянно нарушали заповеди. Это несправедливо.
— Вы сейчас смотрите на этот мир со стороны физического тела, вашего разума, но если посмотреть со стороны души, то она не виновата в поступках разума. Она тоже страдает, пока человек нарушает заповеди. Душа имеет право на освобождение из тюрьмы. Мы с вами не имеем права судить, мисс Флорина. Мы не обладаем такой властью, ведь мы все равны перед великим судом Создателя. Он будет решать, а не мы. И вы думаете, он не наказывает эти невинные души?
— И как же? Отдаёт их Дьяволу, чтобы развратить их?
— Нет, он отправляет их обратно в наш мир, чтобы каждый человек прошёл свой путь правильно, как предписано его душой. И пока душа не станет сильнее, не обретёт голос, она тоже страдает, проживая жизнь за жизнью в теле бренного и нечестного человека.
— Всё это, конечно, прекрасно на словах, Томaс. Но в жизни всё иначе, — я отодвигаю поднос и ставлю его на стол, чтобы поднять. Томaс делает то же самое.
— И как же иначе?
Смотрю прямо в его глаза. Знал бы он, что мы в аду, и есть такие существа, как
— Душа не имеет голоса. Она лишь сторонний наблюдатель и судья, а не невинность в чистом виде. Она копит наш опыт, чтобы потом выплюнуть его обратно в нас. Не Создатель нас судит, а мы сами. Мы всё делаем своими руками и наказываем себя тоже ими. Мы и есть Создатели этого ада и рая на земле. Мы творцы справедливости и делаем выбор, не важно какая у нас душа. Есть души чёрные, запятнанные кровью и убийствами, которые продолжают творить зло, но они живут наравне с невинностью и чистотой, чтобы показать другим контраст и дать выбор. И всегда зло побеждает, но всё зависит от контекста, Томaс. Зло тоже бывает светлым, чистым и ярким. Зло это любовь в вашем понимании, в понимании вашего Создателя, Томaс, ведь любовь — это боль, страдания и непонимания, месть и горе, потери и смерти, это вся жизнь людская. Любовь не бывает чистой и невинной. Любовь всегда грязная, как похоть, страсть и желание. Это всё от лукавого. И если так оно и есть, то я дьявол, как и вы, Томaс. А Дьявол имеет свойство каяться и имеет право на прощение, если сам того захочет. Но захочет ли? Нет, потому что он имеет право на своё существование и не обязан извиняться за то, что он живой. Дьявол внутри нас, как и Создатель. Но я бы никогда не выбрала одну из сторон, ведь без ярких эмоций и страсти жизнь становится каторгой, человек превращается в раба, каким был Создатель. И здесь снова можно говорить о лицемерии, но я и так вас утомила, поэтому лучше поеду домой, — улыбнувшись, немного склоняю голову набок, показывая Томaсу, что завершила этот разговор в свою пользу.
— Вы не можете меня утомить, мисс Флорина. Скорее, восхитить и дать пищу для размышлений, но никак не утомить, — Томaс широко улыбается и становится таким симпатичным. Его тёмные глаза сейчас сверкают от веселья. Я позабавила его, и то, что он так спокойно отнёсся к моим словам, мне нравится. Раньше я очень любила изводить своими дьявольскими мыслями священников, и даже делала это специально. Но затем они начали повторяться своей реакцией, и стало скучно. А сейчас я говорила с человеком и насладилась этим временем.
— Давайте я помогу вам отнести поднос на кухню. Я и так создала вам много хлопот, — произношу и тянусь руками к подносу.
— Не беспокойтесь, мисс Флорина. Я сам. И это были не хлопоты, мне было приятно. — Томaс тоже тянет руки к подносу, и в какой-то момент наша кожа касается друг друга, и боль вновь разрезает мой желудок. С тихим вскриком, что для меня совсем несвойственно, дёргаю поднос в сторону, и он летит на пол, а я охаю и прикладываю ладонь к своему животу. Всё происходит словно в замедленной съёмке, Томaс пытается поймать посуду, но не успевает, и она с громким звоном бьётся о пол, как и металлический поднос. Осколки разлетаются в разные стороны, попадая и на мои штаны, и на брюки Томaса.
— Ох, боже мой, мне так жаль. Так жаль, — виновато бормочу я. — Эти приступы меня доконают. Они внезапно появляются в желудке. Простите, Томaс, мне, правда, жаль. Я восполню финансово ваши потери из-за меня.
Чёрт. Что это теперь за боли?
Но я решаю, что это не так важно. Я не хотела быть настолько неуклюжей. Я же вампир, чёрт возьми.
Опускаюсь вниз, чтобы собрать осколки посуды. Томaс следует за мной и перехватывает мою руку, обхватывая запястье. Его пальцы такие горячие.