Дом на городской окраине
Шрифт:
И он распрямился, словно ощущая в своих жилах приток свежих сил.
Жена думала про себя: «Это хорошо, что он станет работать в саду. Не надо будет нанимать человека. И на зелени сэкономим».
Когда они вернулись домой, тесть был уже в постели. Он курил, его круглую голову прикрывал черный ночной колпак.
Из-под перины на соседней кровати торчали завитки седых волос.
— А я тебе говорю, — пф, пф, пф, — что отлично помню тот момент, когда подцепил эту болезнь, — продолжает тесть начатый разговор.
— Неужто? — дивится теща.
— Мне было, — пф, пф, пф, — лет тринадцать. Стою
— Куплю себе растирание, — говорит седой завиток. — Гедвичка выписала мне рецепт.
Супруги Сыровы пожелали старикам спокойной ночи и прошли в свою комнату.
— Он даже не спросил, как я себя чувствую, — посетовал тесть.
— Не обращай на него внимания. Он еще хуже, чем она. Та всегда была к нам внимательна.
Раздеваясь, чиновник говорил: — А знаешь, как я оформлю клумбу? По краю, в первом ряду высажу темно-синие крокусы, во втором — желтые миниатюрные гиацинты, а посередине — тюльпаны…
Чиновник скользнул под холодную перину. — Или так, — продолжал он, — в первый ряд я могу посадить мускарий или сциллы, затем — розовые гиацинты…
— А где будет морковь, савойская капуста, сельдерей? — прервала его жена.
— Погоди, все будет… А еще я хочу вырастить аконит. Но с ним нужно осторожно! Это ядовитое растение…
Супруга улеглась и погасила свет.
— А многолетники… Вот погоди, когда ты увидишь многолетники…
— Отстань, что-то я сегодня устала.
— Многолетники, многолетники, — бормотал чиновник, обнимая супругу.
— Многолетники… — испустил он долгий вздох, перелезая обратно на свою постель.
— Я единственный из всего класса знал, что венерин башмачок по-научному называется cypripedium calceolus…
И он уснул.
Глава шестая
На горушке за городской чертой закипели строительные работы. Обнаженные до пояса мужчины, стоя в ямах, выбрасывают на поверхность землю, — она летит, описывая дугу. Женщина с повязанным на голове платком размешивает дымящийся известковый раствор. Кирпичи позванивают на телегах; округа оглашается криками возниц, ноги которых обмотаны портянками. Груды песка привлекли ватагу голопузой ребятни. Среди строительного люда шныряет черная лохматая собаченка с хвостом — завитушкой наподобие часовой пружины. Собака радуется оживлению и суете. Видно, у нее нет хозяина, поскольку всяк ею помыкает. Откуда она взялась на стройке, никто не знает. Точно и ее вместе с работягами наняли в качестве подсобной силы. До этого она, бездомная, скиталась по деревням, на собственной шкуре испытывая суровость сельчан. Теперь же исполняет обязанности сторожа и гордится тем, что уже не болтается без дела, а занимает прочное место в общественной иерархии. И собака преисполняется решимости быть услужливой, внимательной к строительному люду, но зато грубой и свирепой со всеми, от кого не разит известкой. По ночам, когда стройка пустеет, черная собака бегает вокруг будки, где хранится строительный инвентарь. При малейшем шорохе она упирается в землю передними лапами, навострив уши, отрывисто и сердито лает. Свои обязанности сторожа она исполняет явно с чрезмерным усердием, жаждая похвалы от начальства.
Посреди рабочей братии стоит полицейский и энергично орудует заступом. Комья твердой земли, слишком долго
По городу разнесся многоголосый звон, башенные часы принялись отбивать полдень. Полицейский воткнул лопату в землю. Рабочие стали вылезать из своих ям. Они разворачивают пестрые платки, в которых завернута краюха хлеба. В хлебе углубление, куда вложен кусочек масла. Жена полицейского принесла в клеенчатой сумке кастрюльку с обедом. Стоя, будто солдат, подкрепляющийся на марше, полицейский наспех хлебает суп. Одним глазом он косит в кастрюльку, другим посматривает на сделанную работу. Поев, снова берется за лопату. Жена собрала посуду и пошла, сопровождаемая черной собакой, — жалобно скуля, та словно бы вопрошала: — «А я? Как же я? Мне ничего?»
Полицейский посмотрел из-под руки. Он узнал чиновника, который приближался, перепрыгивая с одной груды строительных материалов на другую.
— А, гость пришел посмотреть на нас? — и лицо полицейского расплылось в улыбке.
— Да, да… — чиновник стоит и растерянно озирается по сторонам. Ему хотелось бы сказать нечто ободряющее, но ничего не приходит в голову.
— Стало быть, строите? — выдавил он из себя не сразу и тут же устыдился своего нелепого вопроса.
— А как же. Строим, строим. Каторжный труд.
Рабочие принялись подталкивать друг друга локтями.
— Эдакий хлеб в горле застревает, — говорит один с торчащим кадыком.
— Надо бы промочить горло, — подхватил парень с выбритой шеей.
— Что верно, то верно. Ты бы не прочь.
— Не прочь. А ты — нет? Маленько пивка-то ли дело…
— Еще бы. Пиво аккорат в самый раз…
— Пиво сил прибавляет.
Чиновника это надоумило. Он извлек двадцатикроновую бумажку и сказал, покраснев: — Вот вам, господа, на пиво.
— Ну что вы, что вы, — горячо отказывался рабочий с торчащим кадыком, — зачем? Мы это так, промеж себя балагурим потехи ради.
Однако деньги взял и крикнул: — Франтишек, дуй за пивом! Одна нога здесь, другая там! — Молодой каменщик отер руки о штаны и помчался. Чиновник оказался в центре внимания. Он не знал, что сказать, переминался с ноги на ногу, улыбался виноватой улыбкой. Потом простился и поспешно ушел.
Его окликнули. Он обернулся и увидел, что каменщики, обхватив друг друга за плечи, протягивают в его сторону стаканы с пивом. Чиновник остановился и приветственно помахал им рукой.
Перед одним из домиков сидел на крыльце пожилой мужчина с бескровным, водянистым лицом, рядом лежали костыли.
Тяжело дыша, пожилой мужчина сказал: — Пан, это не дело — давать им на пиво.
— Почему? — спросил чиновник.
— Ну, видите ли… Нечего им потакать… Они напиваются и начинают куролесить вместо того, чтобы работать. Одно слово — шваль. — Пожилой мужчина сплюнул так, что плевок описал широкую дугу. — Меня вот тоже никто не ублажает, — завистливо продолжал он, — мне говорят: чего ты бьешь баклуши? А я баклуши не бью, я калека. Будь у меня силы, я бы тут не сидел.
Чиновник опустил руку в сумку и дал старику крону. — Вознагради вас Господь Бог, — прокаркал ему вслед старик.