Шрифт:
– Там призраки, - сказала Катрин, когда в первый раз увидела Мальвейль. Она говорила с абсолютной убежденностью восьмилетней девочки, и Зандер, которому было четыре, начал плакать.
– Нет там ничего, - возразила Элиана. Она присела рядом с нашей дочерью и обняла ее, на лице ее отразилась тревога, вызванная богохульными словами Катрин. – Никогда не говори такого.
Я поднял Зандера на руки. Сын уткнулся лицом мне в плечо, намочив мою форму слезами. Но при этом он не отрывал взгляда от дома. Мальчик смотрел на особняк с ужасом, слова его сестры лишь подтверждали то, о чем уже подумал он.
Мы стояли у ворот, ведущих на территорию поместья. Дом находился в некотором отдалении, мрачно возвышаясь на вершине холма. Отсюда открывался хороший обзор на огромный особняк, угрюмым силуэтом темневший на фоне свинцового неба, очертания его башен, словно клыки, зловеще выпирали из стен. Детали фасада здания отсюда было не разглядеть. Мальвейль казался сплошной черной массой, и я отчасти понимал реакцию детей, хотя она и огорчала меня. Земля была очень неровной и сильно перекопанной, истерзанной многими поколениями проводившейся здесь добычи полезных ископаемых. Добывающая техника, вгрызавшаяся в каменистый холм, была основой богатства и могущества семьи Штрок, хотя большая часть машин сейчас стояла неподвижно. Жилы были почти полностью выработаны. Мы уже не сможем извлечь много богатства из земли. Да нам это больше и не нужно. Когда его накоплено достаточно много, богатство и все, что проистекает из него, начинает поддерживать само себя.
– Призраков не бывает, - сказал я Зандеру и Катрин. – Не оскорбляйте Императора верой в такую чепуху.
Я говорил мягко, но надо было, чтобы они поняли – таких мыслей у них быть не должно. Я похлопал Зандера по плечу и улыбнулся Катрин.
– Как бы то ни было, вы не должны бояться Мальвейля. Вы должны гордиться.
– Если это наш дом, почему мы не живем там? – спросила Катрин. Судя по ее голосу, она не слишком стремилась жить там, но, по крайней мере, этот вопрос ее заставило задать больше любопытство, чем страх.
– Там сейчас живет мой дядя Леонель. Это его дом, потому что он лорд-губернатор Солуса.
Со временем грань между фамильным поместьем и дворцом губернатора размылась. Хотя Мальвейль официально не был резиденцией правителя, на практике он стал таковой с тех пор, как к власти пришли Штроки. Пока губернатором был Штрок, Мальвейль оставался губернаторской резиденцией. У нашего рода хватало проблем, но пока не наблюдалось признаков, что власть может ускользнуть из наших рук. Даже в нынешних обстоятельствах.
– Но губернатор же ты, - сказала Катрин.
– Губернатор-регент, - поправил я. – На время, пока дяде Леонелю не станет лучше.
Леонель болел уже какое-то время. Природа его болезни была неясна, и он стал затворником, никогда не покидал свой дом и редко принимал гостей. Он стал отсутствующим правителем, и меня отозвали со службы в Астра Милитарум – я служил тогда капитаном в Солусском полку, чтобы я исполнял обязанности губернатора, пока Леонель не выздоровеет, или пока не будет учреждено надлежащее регентство, которое, разумеется, должно обеспечить стабильность на Солусе и устранить любую политическую угрозу власти семьи Штрок.
Этот период в моей памяти остался как золотое время. Я был дома на Солусе большую часть года и наслаждался редкой для офицера Имперской Гвардии возможностью побыть со своей семьей, хоть и ненадолго. Я отправился исполнять свой долг перед Империумом, когда Элиана еще ожидала рождения Зандера. То, что я мог видеть Катрин в первые годы ее жизни, было само по себе необычной привилегией, достигнутой лишь благодаря положению моей семьи. Вернуться со службы я ожидал очень нескоро – и то если выживу. К тому времени для обоих своих детей я был бы совсем чужим человеком, если, конечно, они все еще жили бы на Солусе и сами не пошли бы служить в Астра Милитарум. Так болезнь Леонеля стала благословением для меня.
Тот год был прекрасным. Воспоминания о нем поддерживали меня в последовавшие за этим времена, приходилось ли мне встречаться с ужасами поля боя или с другими, более личными скорбями. Но когда я наконец вернулся на Солус насовсем, воспоминания именно о том дне стали преобладать над всеми остальными, отбрасывая свою тень на память всего этого чудесного года. Даже еще до моего возвращения тот день стал расти в моей памяти, словно раковая опухоль, становясь главным воспоминанием того года, и каждый раз заставляя мои мысли возвращаться к нему. Я должен был вспоминать мои игры с детьми на лужайках второго семейного поместья рядом с центром Вальгааста. Я должен был вспоминать, как мои сын и дочь плескаются в фонтане во дворе. Я должен был думать об Элиане, о том, как она улыбалась, глядя на них. Как она держала меня за руку.
Но вместо этого я каждый раз возвращался в мыслях к испуганному голосу Катрин, когда она произнесла эти слова, и к слезам Зандера. И о том, что последовало за этим.
– А ты будешь когда-нибудь правящим губернатором? – спросила Катрин.
Я переглянулся с Элианой, и она сжала губы, сдерживая смех.
– Трудно сказать наверняка, - ответил я. – Это зависит от того, будут ли у моего дяди Леонеля дети. Если будут, то губернатором станет один из них, а не я.
Маловероятная перспектива, учитывая возраст Леонеля, но не столь уж невозможная.