Дом ночи и цепей
Шрифт:
«Там призраки», раздался в памяти голос Катрин, тихий и исполненный страха.
Я перевел дыхание и понял, что прислушиваюсь к тишине. Никаких голосов не было.
Я глубоко вздохнул. Единственным звуком было мое дыхание. Смеха не было слышно. Его здесь никогда не было. Я снова мог двигаться. Вопли воспоминаний затихли. Я снова был в тишине.
Напряжение словно вытекло из моего тела, как будто превратившись в воду, и ушло в землю под домом. Я лежал, глубоко дыша, и надеялся, что смогу заснуть. Я действительно был бы очень рад заснуть.
В последние
– Мейсон…
Элиана звала меня.
Мучительный спазм скорби охватил меня. Погружаясь в мир сновидений, я оставлял ее в бессонной ночи. И она пошла за мной.
Сначала я увидел ее в вихре воспоминаний. Я снова танцевал с ней в ту ночь, когда мы впервые встретились, на балу, который устроил Леонель в Зале Совета, в те времена, когда мой дядя еще иногда выезжал из Мальвейля. Я видел, как она выходила из дворца Администратума, где она управляла целым отделом, ее походку, когда она спускалась по ступеням, уверенную и целеустремленную, простые движения ее ног навсегда запечатлелись в моем сердце. Я видел, как она держит на руках нашу маленькую дочь. Я видел, как она утешает нашего сына, когда он учился ходить и упал. Я видел, как мы занимались любовью.
Каждое воспоминание было поразительно четким, таким ясным, словно я переживал все это снова наяву. Но я знал, что это лишь прошлое. Я чувствовал эти переживания как тогда – но чувствовал их словно сквозь фильтр своего горя. Я снова испытывал скорбь, зная, что все это действительно у меня было, и больше этого никогда не будет.
Я зарыдал во сне.
«Мейсон».
Образы ворвались в разум быстро, почти одновременно. Череда радостных воспоминаний превратилась в боль. И сквозь эту боль я продолжал слышать голос Элианы.
«Мейсон».
Она была передо мной. Не воспоминанием, хотя мы стояли в гостиной нашего дома в Вальгаасте. Я был таким, каким был в настоящем. Уже немолодым. Я слышал слабый шум сервомоторов моей аугметики. Элиана была такой, какой я в последний раз видел ее. Эти глаза, исполненные любви и видевшие меня насквозь, понимавшие, что я хотел сказать, даже если я говорил глупости. Эта улыбка, немного ироничная, словно приглашавшая меня посмеяться вместе.
– Мейсон, - тихо произнесла она. – На что ты так смотришь?
– На тебя, - ответил я, мой голос звучал хрипло от скорби и от радости, что я говорю с ней снова. – Я не видел у тебя такого платья.
– Это моя ночная рубашка, - сказала Элиана. – Она была новой. Ты не видел ее. Это в ней я умерла.
Я попытался ответить. Но смог только издать стон.
– Все хорошо, - мягко сказала она. – Все хорошо.
Я так часто хотел еще хоть раз поговорить с ней. Хотел попрощаться, сказать о хотя бы одной из тех вещей, которые были так важны, и о которых я так и не смог ей сказать.
– Прости. Я не был с тобой тогда.
В ее улыбке мелькнула печаль.
– Тут нечего прощать, - сказала она. – Ты и не мог быть со мной.
– Я так скучаю по тебе.
– Шшш, - произнесла она. – Тише, тише…
Она подняла палец и погладила мою щеку.
Я
Вздрогнув, я проснулся, прикосновение ее руки ощущалось на моей коже, горячее и холодное одновременно. Потом я увидел, что все еще нахожусь во сне. Хотя я был в своей спальне в Мальвейле, Элиана была здесь и стояла у двери.
– Пойдем со мной, - сказала она, протянув руку.
Я встал с кровати. Все казалось реальным. Я чувствовал ткань простыней и холодные доски пола под ногами. Но когда Элиана взяла меня за руку, я не почувствовал ничего, словно чем более реальным был мир вокруг меня, тем менее реальной казалась она.
– Я хотел быть здесь с тобой, - прошептал я. – В этом доме.
– Теперь мы вместе. По крайней мере, у нас есть это.
– Этого недостаточно.
– Я знаю, - она улыбнулась. – Пойдем со мной. Пойдем!
Я не чувствовал ее руки, но она тянула меня куда-то, и я пошел за ней.
Шагая по темным коридорам Мальвейля, я не видел, куда мы идем. Я мог смотреть только на нее, и испытывать изумление. Я знал, что это все не реально, и думал, как я буду чувствовать себя, когда проснусь.
«Цени это. Ты говорил с ней. Она говорила с тобой. Это прощание, которого у вас никогда не было. И оно еще не закончилось. Она еще здесь».
«Она коснулась твоей щеки».
Я пообещал себе, что сохраню это воспоминание как настоящее, даже когда проснусь.
Мы словно плыли во тьме. Казалось, Элиана медленно летит по лабиринтам Мальвейля под дуновением эфирного ветра. Может быть, этот путь по коридорам будет продолжаться вечно. Я был бы счастлив никогда не просыпаться.
И вдруг она остановилась.
Мы были в библиотеке. В зале было темно, лишь в окна проникал слабый лунный свет. В его желтом сиянии корешки книг казались янтарными. Я видел Элиану как никогда ясно. Она смотрела на ряд книг на полке примерно на уровне груди. Ее улыбка стала грустной.
Я понял, что настал момент нашего расставания.
– Я люблю тебя, Элиана, - сказал я.
Она повернулась ко мне, ее улыбка становилась все шире и шире. Я посмотрел в ее глаза, ожидая увидеть то выражение любви.
У нее не было глаз. В ее черепе остались лишь пустые глазницы, черные и глубокие. А в ее лбу зияла дыра, проломленная при падении.
Я проснулся с криком и, шатаясь, обнаружил, что стою в библиотеке, на том самом месте, куда привела меня Элиана. Раньше я никогда не ходил во сне и не видел таких ярких и запоминающихся сновидений. Воспоминание о сне упорно не хотело уходить после того, как я проснулся. Я помнил каждое мгновение, проведенное с Элианой. И я вспомнил, что сам обещал запомнить это прощание. Но когда я попытался найти утешение в том, что все-таки увидел Элиану и поговорил с ней, мои мысли заполнил ее безглазый череп с проломленным лбом. Я содрогнулся от усилий изгнать это зрелище из памяти. Оно было неправильным. Было ужасно думать о ней так. Мой разум словно предал и меня и Элиану.