Дом пламенных клятв
Шрифт:
– Ластра, помоги ему свернуть бинт, иначе он тут весь день проторчит! – Данте явно не терпится выпроводить лекаря.
Или же ему не по нраву то, как мужчина пялится на меня.
– Не нужно. Я закончил. – Тот берет поднос, уставленный склянками. Его плечи обтянуты простой льняной туникой, на ногах – видавшие виды широкие штаны, заштопанные и перештопанные, чем напоминают мне мои детские платья, которые нонне приходилось зашивать пару раз в месяц, поскольку я вечно за что-нибудь зацеплялась.
–
Я замираю. Довольно странное имя у целителя.
– Идем. Мериам ждет. – Юстус касается моего запястья, отвлекая внимание от необычного целителя.
– Не пойду, пока с Энтони не снимут цепь, – бурчу я.
Глаза Юстуса становятся жесткими, как и поза. Условно добрый генерал исчезает, и на его месте появляется тот, который вселяет страх во весь Люче.
– Ластра, отойди! – Он бросается к дереву.
Неужели Юстус намерен освободить…
– Я сам буду держать веревку.
Я пытаюсь прочитать его намерения по лицу, но между нами встает Данте.
– Лучше будь паинькой, Юстус Росси славится не добротой.
Данте протягивает мне руку.
Мысли прикоснуться к нему вызывают примерно те же ощущения, что прикосновения ко внутренностям животных в «Дне кувшина».
– Возьми меня за руку, – говорит он низким отрывистым тоном.
Я не беру.
– Росси, погреми цепями заключенного!
– Нет! – Я хлопаю Данте по руке одновременно с тем, как Юстус дергает за цепь Энтони.
Мой друг издает лишь слабый стон, однако его лицо искажается от боли, когда железные звенья скатываются с испачканной рубашки и впиваются в кожу.
– Прошу, перестаньте, дженерале! Умоляю… – Мое карканье разносится по обсидиановой комнате.
– Тогда отныне делай, как велено, или я продолжу играть со своей новой марионеткой.
Резкие перемены в поведении древнего фейри бьют наотмашь, словно пощечина. То он друг, а через мгновение уже враг. Я молюсь, чтобы его жестокость оказалась притворством. Молюсь, чтобы он не стал жертвовать Энтони ради укрепления своей позиции.
Данте наклоняется к моему уху и шепчет:
– Этот твой дедушка совсем бессердечен, не находишь? Не хотел бы я перейти ему дорожку. – Он сжимает мою руку своей забинтованной ладонью.
Хотя на моей шее нет петли, а конечности не скованы лозами, я такая же муха в паутине этих пауков, как и Энтони.
Данте тащит меня к Мериам. Я оглядываюсь и бросаю на Юстуса взгляд, как бы молящий: не мучай его. Если фейри и понимает мой немой посыл, то никак этого не показывает: лишь смотрит на Энтони, который тяжело дышит, отчего у меня веки наполняются жаром и влагой. Боги, как бы мне хотелось освободить его!
Я впиваюсь взглядом в его светло-каштановую гриву в поисках целебного кристалла, подаренного Лазарусом, который защищает от отравления железом, однако среди немытых локонов ничего
Я отгоняю мрачные мысли. Я буду вести себя как чертова паинька, и другу не причинят вреда.
– Тебе идет золотой. – Низкий голос Данте касается ушей, но не сердца.
Я ношу одно и то же жуткое платье уже несколько дней, не снимая. Корсет и жесткая юбка мне уже поперек горла встали.
– Приступим, Маэцца? – Голос Мериам прыгает по драгоценностям в хранилище, подобно мячику.
Данте толкает меня в кресло, затем подносит мою руку к стеклянной чаше. Достает кинжал из-за пояса и делает надрез на моем запястье.
– Позже. – Он щелкает пальцами.
Один из солдат у стены приближается к нам, в руках у него повязка из черного бархата. Я предполагаю, что ею он намерен закрыть рану, но я ошибаюсь. Данте намерен завязать мне глаза.
Я взираю на Мериам. У нее белое как мел лицо, отчего глаза выделяются еще сильнее. Я молча умоляю ее вмешаться… напомнить Данте, что в моей крови нет силы, поэтому в повязке на глазах нет надобности.
– Я с радостью заколдую ее веки. – Ее голос почти заглушается биением моего сердца.
– Не стоит расточать магию, когда есть идеально подходящая ткань.
Солдат закрывает мне глаза мягкой тканью и завязывает до тех пор, пока тьма не становится настолько полной, что проступает испарина.
– Уверяю тебя… – продолжает Мериам.
– Пока не пробудим у Фэллон магию, нельзя тратить впустую твои силы, стрега.
Дыхание Данте скользит по моему липкому лбу, как те зловонные порывы ветра, которые поднимаются с ракоччинских каналов в летний зной.
– Возможно, мой муж…
– Он занят: играет с жизнью моряка. А теперь перестань тратить мое время и приступай, Мериам.
Я пытаюсь вырвать руку из хватки Данте, однако она не ослабевает. Мое запястье теплое от хлещущей крови. Желудок сжимается и переворачивается, сжимается и…
Я извергаю наружу свой завтрак, а также вчерашний ужин. Хотя мне не видно Данте, я стараюсь целиться в пальцы, обхватывающие мою руку.
– Гребаная тварь! – рычит он. – Принесите таз с мыльной водой, живо! – В его голосе звучит крайнее отвращение.
Вот и славно.
– Отныне не кормите Фэллон перед кровопусканием.
– Разве ты не намерен пускать мне кровь каждый день? – хриплю я, поскольку горло саднит от желчи.
– Намерен. Так что либо учись подавлять брезгливость, либо тебя опять будут кормить внутривенно.
– Опять?
– Как, по-твоему, мы поддерживали в тебе жизнь во время путешествия?
Он опускает мою руку в таз с пеной и вытирает насухо. Должно быть, затем он подносит мое запястье к другой емкости, поскольку нажимает на рану большим пальцем, чтобы усилить кровотечение.