Дом с характером
Шрифт:
Куда они шли, было непонятно, но уж точно далеко. Чармейн быстро запуталась – так же, как по дороге к кобольдской пещере. Идти пришлось в полутьме, а путь состоял из сплошных углов, резких разворотов и тупиков. То и дело Тимминз говорил: «Три коротких шага и направо» или «Отсчитайте восемь человечьих шагов, поверните налево, потом резко направо и снова налево» – и все это продолжалось так долго, что Потеряшка выбилась из сил и стала скулить, чтобы ее взяли на руки. Чармейн тащила ее, кажется, больше половины дороги.
– Должен предупредить, что здешние кобольды принадлежат к другому клану, –
Не успела Чармейн уточнить, что он имеет в виду, как вновь началась свистопляска из резких поворотов налево и плавных направо с добавлением парочки зигзагов, – и Чармейн обнаружила, что они очутились в конце подземного туннеля, где светил прохладный зеленоватый дневной свет. Мраморные ступени, сплошь покрытые зеленым налетом плесени, вели наверх, в какие-то кусты. Похоже, когда-то эти кусты специально посадили по обе стороны ступеней, но теперь они разрослись и заполонили все пространство.
Потеряшка зарычала – так рычала бы собака раза в два крупнее.
– Тихо! – шепнул Тимминз. – Теперь – ни единого звука!
Потеряшка тут же перестала рычать, но Чармейн чувствовала, как ее маленькое горячее тельце вибрирует от подавленного рыка. Чармейн поглядела на Питера, чтобы проверить, хватит ли у него сообразительности тоже помолчать.
Питера не было. Были только она, Тимминз и Потеряшка.
Чармейн поняла, что случилось, и пришла в ярость. Где-то в середине путаного пути, когда Тимминз сказал «налево», Питер повернул направо. Или наоборот. Чармейн не представляла себе, в какой момент это произошло, но не сомневалась, что так и было.
Ладно, ничего, подумала она. Цветных бечевок у него на пальцах столько, что впору добраться до Ингарии и обратно. Наверняка он попадет в дом дедушки Вильяма гораздо раньше меня. Поэтому Чармейн решила временно забыть о Питере и сосредоточиться на том, чтобы на цыпочках подняться по скользким заплесневелым ступеням, а потом выглянуть из кустов, не зашелестев ни единым листочком.
Снаружи ослепительно сверкало солнце, оно сверкало на зеленой-зеленой и ухоженной-ухоженной травке, за которой тянулась сияющая белая садовая дорожка. Дорожка шла среди деревьев, подстриженных в виде шаров, конусов, пирамид и дисков – прямо урок геометрии, – к небольшому сказочному дворцу из тех, у которых много-много маленьких остроконечных башенок с голубыми черепичными крышами. Чармейн узнала Кастель-Жуа, где жил кронпринц Людовик. Ей было немного стыдно, когда она поняла, что каждый раз, когда в книгах, которые она читала, упоминался дворец, она представляла себе именно такое здание.
Наверное, у меня очень бедное воображение, решила она. А потом подумала – нет. Просто когда папа пек песочное печенье, чтобы продавать его в коробках на Майском Празднике, на крышках коробок всегда красовалась картинка с Кастель-Жуа. Ведь Кастель-Жуа, в конце концов, был гордостью Верхней Норландии. Неудивительно, что идти сюда пришлось так далеко, подумала Чармейн. И он по-прежнему соответствует моим представлениям об идеальном дворце – да-да!
По раскаленной белой дорожке прохрустели шаги, и появился принц Людовик собственной персоной; великолепный
– Ну что вы отстали? – сердито процедил он. – Пошевеливайтесь!
– Мы стараемся, ваш’ство! – пропищал, задыхаясь, тоненький голосок.
Показалась длинная вереница кобольдов, каждый из которых сгибался под тяжестью шишковатого кожаного мешка. Все эти кобольды были скорее серовато-зеленые, чем синие, и выглядели крайне уныло. Во многом это уныние было вызвано солнечным светом – ведь кобольды предпочитают жить в темноте, – но Чармейн решила, что такой цвет говорит о плохом здоровье. Ноги у них подгибались. Кое-кого одолевал кашель. Последнему в веренице было настолько скверно, что он споткнулся и упал – и уронил мешок, откуда по слепяще-белой дорожке раскатилась россыпь золотых монет.
Тут в поле зрения появился бесцветный господин. Он широкими шагами подошел к упавшему кобольду и стал его пинать. Пинал он его не особенно сильно да и не то чтобы жестоко – словно бы заводил забарахлившую машину. Под градом пинков кобольд принялся ползать по дорожке, лихорадочно собирая золотые монеты, пока наконец не запихал в мешок их все и не сумел, хоть и с трудом, подняться на ноги. Бесцветный господин прекратил его пинать, нагнал принца Людовика и зашагал рядом с ним.
– И ведь даже не скажешь, чтобы ноша была тяжелая, – сказал он принцу. – Возможно, это последние. Денег у них больше нет – разве что король продаст свои книги.
Принц Людовик засмеялся:
– Он скорее умрет, чем решится на такое, – впрочем, меня бы это, конечно, устроило! Тогда нужно найти другой способ раздобыть деньги. Содержание Кастель-Жуа обходится мне зверски дорого! – Он обернулся на кобольдов, которые еле волочили ноги. – Эй, вы, шевелитесь! Мне надо вернуться в Королевскую резиденцию к чаю!
Бесцветный господин кивнул и зашагал обратно к кобольдам, готовый снова начать их пинать, а принц остановился его подождать, говоря:
– Прошу отметить, скоро я не смогу даже смотреть на оладьи!
Кобольды увидели, что бесцветный господин возвращается, и из последних сил прибавили шагу. И все равно для Чармейн прошла целая вечность, прежде чем процессия скрылась из виду и даже хруст шагов утих. Чармейн крепко обхватила вибрирующее тельце Потеряшки, которая так и рвалась прыгнуть на землю и погнаться за принцем, и поглядела сквозь листву на Тимминза.
– Почему вы раньше никому об этом не рассказывали? Почему не сказали хотя бы чародею Норланду?
– Никто не спрашивал, – обиженно отозвался Тимминз.
Еще бы – конечно, никто не спрашивал, подумала Чармейн. Вот почему Ролло заплатили, чтобы он поссорил кобольдов с дедушкой Вильямом! Он-то наверняка догадался бы в конце концов задать им этот вопрос, если бы не заболел. Она подумала, как хорошо, что лаббока убили. Если он был отцом кронпринца Людовика, как сказал Тимминз, значит, он, вероятно, собирался убить кронпринца и править страной вместо него. Он ведь примерно так ей и сказал. Но все равно теперь придется иметь дело с принцем Людовиком, подумала Чармейн. Да, надо обязательно рассказать о нем королю.